Житие свщисп. Романа Медведя
Даты:
Священноисповедник Роман родился 1 октября 1874 года в местечке Замостье Холмской губернии в семье учителя прогимназии Ивана Иосифовича Медведя и Марии Матвеевны, работавшей акушеркой. В семье было семеро детей - пять сыновей и две дочери. Роман был вторым ребенком в семье. Отец его умер рано, когда Роману исполнилось двенадцать лет.
Роман, как и его братья, учился в Холмской Духовной семинарии в то время, когда ректором ее был архимандрит Тихон (Белавин), будущий Патриарх, оказывавший им впоследствии свое покровительство и помощь. Окончив в 1892 году семинарию первым учеником, Роман Иванович поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию, которую окончил в 1897 году со степенью кандидата богословия. Во время обучения в академии Роман Иванович познакомился с протоиереем Иоанном Кронштадтским и, став его духовным сыном, ничего впоследствии не предпринимал без его благословения. Духовное окормление отца Иоанна оказало большое влияние на Романа Ивановича - став пастырем, он центром своей деятельности сделал литургическое служение, и бывали годы, когда он служил ежедневно.
По окончании академии Роман Иванович был назначен помощником инспектора, затем инспектором Виленской Духовной семинарии и прослужил в этой должности до 1900 года. 7 января 1901 года Роман Иванович по благословению отца Иоанна Кронштадтского сочетался браком с Анной Николаевной Невзоровой, которая училась вместе с сестрой Романа Ивановича Ольгой на медицинских курсах. Отец Анны Николаевны служил священником в Старорусском уезде Новгородской губернии. Это был благочестивый священник, сподобившийся праведной, мирной кончины. Он умер в день своего Ангела после причащения Святых Христовых Тайн во время служения литургии.
3 марта 1901 года епископ Черниговский и Нежинский Антоний (Соколов) рукоположил Романа Ивановича в сан священника ко храму Воздвижения Креста Господня, находившемуся в имении помещика Неплюева, возглавлявшего в то время Крестовоздвиженское братство, в основу деятельности которого были положены скорее коммунистические идеалы, нежели христианские. В братстве ограничивалось вмешательство приходского священника в жизнь братчиков, в результате чего он становился здесь исключительно требоисполнителем. Руководителем духовной жизни братчиков был сам помещик Неплюев, что приводило к конфликтам между священниками и помещиком. Неприемлемым для священников было и то, что основой материального благосостояния братства были производство и продажа спирта. Увидев, что существующих в братстве порядков он никак не сможет изменить, отец Роман послал обстоятельный доклад епархиальному архиерею. Одновременно он подал в общее собрание членов братства свое суждение о религиозно-нравственной стороне жизни братства, где ставил на вид принципиально нехристианское отношение ко многим людям, не состоящим в братстве. "В отношениях к "не братьям", - писал он, - рекомендуется жесткость и бесчувственность через принципиальное отвержение необходимости для себя частной благотворительности... Это показывает, что "высшая систематическая благотворительность" братства - мертвая умственная выкладка для замаскирования своего эгоизма и скупости, а не составляет истинной потребности братства на основе жалости к человеческому горю... Отсекать от себя частную благотворительность, значит... отсекать от себя питающие соки живого чувства, значит, застраховать себя от возможного сознания своих ошибок и мертвости своего дела через встречу с истинною человеческою бедою".
Отец Роман заметил руководителю братства, что тот сознательно держит членов братства в состоянии невежества. "Усвоения православного учения почти нет, - писал он. - Первоначальное научение в начальной школе и то же первоначальное научение в низших сельскохозяйственных школах при одном-двух уроках в неделю и только - этого времени для приобретения полноты учения Церкви крайне недостаточно. Так дело обстоит в школах. В братстве еще хуже... Учредитель братства не желает большого умственного развития для членов братства; он прямо боится его и считает излишним..."
Все эти принципы и установки братства создавали тяжелые отношения между членами братства и священниками - ни один из них не смог прослужить в братстве в течение сколько-нибудь продолжительного времени. Столкновения с жесткими принципами братства привели к тому, что отец Роман вынужден был определить для себя, каким он видит образ христианского пастыря, что считает идеалом и от каких принципов считает невозможным отказаться. Его церковные представления о месте пастыря в приходе и принципы, которыми руководствовалось братство, оказывались в непримиримом конфликте. Отец Роман писал по этому поводу в своем письме братству: "Братство доселе еще не стало на путь чистого, святого добывания хлеба. Этому мешают винокуренный завод и смешение помещичьего хозяйства с братским. Настоящая экономическая организация братства грозит обратить его в коллективного помещика, весьма тяжелого для округи, поскольку всякая частная благотворительность является запрещенной по уставу. Получается самая жесткая форма капиталистического строя, без всякого приражения не только христианских, но и просто человеческих чувств. Труд братства потерял нравственно-оздоровляющее значение, следовательно, по своему жизненному принципу братство неуклонно стремится в самоуслаждение... По вопросу о постах у братства существует грустный софизм. Не соблюдавший их истово блюститель странно переиначил слова Апостола о ядении мяса, говоря, что по нашему времени их надо бы понимать так: не буду поститься вовек, чтобы не соблазнить брата моего - соседнюю крестьянскую округу, твердо соблюдающую посты... Братство принципиально закрывает себе дорогу, ведущую к самоотречению и смерти для мира и греха.
Могут ли после этого быть у братства чистыми отношения к главному условию духовного развития - Церкви и ее служителям. Есть в братстве ходячий принцип о предпочитающих торговать своим трудом и духовными силами вместо того, чтобы состоять членом трудового братства. По этому принципу священник, получающий от братства жалованье, есть лицо, продающее ему свой труд и духовные силы. Уж не покупает ли у него братство и благодать таинств за платимое ему жалованье? Едва ли благоразумно ставить себя в такое странное положение в отношении таинств.
Исторические отношения братства к православному священнику ненормальны. Братство постоянно разделяло в священнике нравственную личность и носимый им сан и через то открыло себе широкую дорогу для осуждения и попирания священства. Согласно этому разделению всё в пастырском руководстве неприятное для овцы и стада может быть относимо к личности священника, не имеющей никакого отношения к носимому им сану. Пастырь должен пасти овец как того желают овцы. Если же согласно указаниям своей совести и долга пастырь станет призывать овец к покаянию в сладких для них грехах, овцы назовут это недостойным сана православного священника стремлением к духовному деспотизму и попиранием прав мирян православной церкви на устроение жизни согласно их личным убеждениям.
Священство - не колдовство, таинства - не шаманские действия. Возможно, и бывают священники, сана не достойные, когда необходимо отделять личность от священства, так как Господь может действовать и через недостойное посредство. Но общая норма - не такова. Священство есть сила нравственно-мистическая. Огульное разделение между священным саном и личностью священника вносит разделение смерти в основную церковную жилу. Презирать священника как личность и получать от него Святые Тайны - не дело доброго мирянина. Добрый мирянин, если увидит болезнь в пастыре, отнесется к ней по примеру Сима, а не несчастного его брата, будет болеть от мысли, как прикрыть отчую наготу, сам пойдет во священники и покажет, каким должен быть истинный пастырь. Если же братство этого не сделало даже на одном примере, то пусть убоится предаваться осуждению священства... В противном же случае пусть вспомнит об участи третьего сына Ноева".
В 1902 году отец Роман получил назначение в храм Марии Магдалины в Санкт-Петербурге. Здесь во время его служения образовалась многочисленная духовная община и было организовано общество трезвенников. Священник всего себя посвятил приходской деятельности, и эти несколько лет напряженной жизни сказались на состоянии здоровья: он и его жена заболели туберкулезом, и дальнейшее пребывание в климате Санкт-Петербурга было сочтено врачами опасным для них. Но была и иная причина переезда отца Романа из Петербурга. В 1907 году на квартиру к нему пришел Григорий Распутин, и отец Роман, будучи человеком прямым, счел нужным в лицо высказать пришедшему свое мнение о нем. В гневе и раздражении покинул тот священника и вскоре ему отомстил. Через две недели последовал указ Святейшего Синода о переводе отца Романа полковым священником в город Томашов Польский, на границу Польши с Германией.
Перед тем как туда отправиться, отец Роман с женой поехал к отцу Иоанну Кронштадтскому и рассказал о случившемся.
- Это все кратковременно, все будет хорошо, скоро он о тебе забудет, - сказал отец Иоанн.
И действительно, уже через несколько месяцев пришел указ о назначении отца Романа настоятелем Свято-Владимирского адмиралтейского собора в Севастополе и благочинным береговых команд Черноморского флота. В его подчинении были Свято-Владимирский собор и храмы Покрова Божией Матери, Архистратига Михаила на Екатерининской улице и святителя Николая на Братском кладбище на Северной стороне и около пятидесяти священников.
Летом 1912 года произошло восстание матросов на линкоре "Святой Иоанн Златоуст". Для оздоровления нравственной обстановки среди моряков отец Роман предложил командованию флотом употребить духовное средство, индивидуальную исповедь, дабы с помощью таинства покаяния поднять дух моряков. Командование согласилось.
После ликвидации восстания командующий флотом обратился к протоиерею Роману с вопросом - нужно ли вводить во флоте тайную полицию для выявления настроения моряков. Отец Роман заверил командующего, что настроение моряков здоровое, и тайная полиция введена не была. По поручению командующего протоиерей Роман написал и выпустил книгу "Дисциплина и товарищество".
Многие послушания в Свято-Владимирском соборе несли в то время сами матросы, на них же был возложен и тарелочный сбор. Некий моряк по фамилии Докукин решил этим воспользоваться и стал красть церковные деньги. Вскоре он был уличен и по распоряжению отца Романа отправлен на корабль. После февральской революции 17-го года был организован солдатско-матросский революционный комитет, и Докукин стал его председателем. В декабре 1917 года комитет постановил арестовать и расстрелять протоиерея Романа, но из-за того, что священник был весьма известен и очень любим народом и отсутствие его на Рождественском богослужении могло вызвать возмущение верующих, решили исполнение постановления отложить до святок. Один из матросов предупредил супругу священника о готовящейся расправе, и она купила билет на поезд, который отходил в самый день Рождества. Отслужив Рождественскую службу, отец Роман, не заходя домой, отправился на вокзал. Хорошо знакомый ему начальник вокзала посадил его в вагон еще до того, как состав был подан к перрону. Все вещи Анна Николаевна отвезла накануне, и они были заблаговременно отнесены в купе. Во время посадки пассажиров на перроне дежурила революционная стража на случай, если бы отец Роман решил уехать, и ночью члены революционного комитета пришли арестовать священника. Они перерыли весь дом, допросили Анну Николаевну, которая во все время обыска держала на руках шестимесячную дочь Ирину. Анна Николаевна держалась мужественно, сказалась ничего не знающей о местонахождении мужа, и матросы ушли, но затем приходили с обысками еще несколько раз.
Протоиерей Роман благополучно добрался до Москвы и направился к Патриарху Тихону, который благословил его служить и проповедовать в московских храмах.
В мае 1918 года ВЧК арестовала настоятеля храма Василия Блаженного протоиерея Иоанна Восторгова, и в сентябре того же года он был расстрелян. Когда об этом стало известно, Патриарх Тихон назначил настоятелем храма протоиерея Романа. В это время при храме уже существовала большая община, и отец Роман с усердием поддержал сделанное его предшественником - вдохновенными проповедями, беседами на евангельские темы, неспешно проводимой исповедью. Вот как описывает свое первое впечатление от проповеди священника одна из его духовных дочерей: "Это было в 1918 году, когда я... переселилась в Москву и квартировала сначала вблизи Красной площади... В одно из воскресений меня потянуло в знаменитый храм Василия Блаженного. Войдя в храм, я встала впереди, непосредственно к амвону, и когда вот этот наш самый батюшка вышел на амвон с проповедью, я по-детски не отрывалась от него глазами, слушала, как говорится, раскрыв рот, животворящие глаголы... По окончании службы батюшка стоял у раки мощей блаженного Василия, на которой лежали чугунные вериги святого... Когда приблизилась моя очередь к ним приложиться, батюшка положил руку мне на затылок и крепко прижал голову к одному из крестов чугунных вериг. Под этой тяжестью его руки мое сердце всколыхнулось необъяснимым чувством счастья на земле, такой в то время страшной, всесторонне мучительной по своему неустройству и неопределенности".
25 февраля 1919 года власти закрыли храм Василия Блаженного, и Патриарх Тихон назначил протоиерея Романа настоятелем храма святителя Алексия, митрополита Московского, в Глинищевском переулке. Храм святителя Алексия был построен в 1690 году, позже были пристроены два придела - святителя Николая, Мирликийского чудотворца, и иконы Матери Божией "Всех скорбящих Радость". Во время кампании по изъятию церковных ценностей в 1922 году представители властей забрали из храма почти все сосуды, необходимые для совершения литургии. Были оставлены одна серебряная позолоченная чаша с дискосом, лжица и маленький серебряный крест. В том же году, восполняя утраченное, община, окормляемая протоиереем Романом, приобрела деревянный потир со вставленным в него стеклянным стаканом. В 1921-м и в 1924-м годах община произвела ремонт куполов и крыши храма.
Еще в самом начале церковной деятельности отца Романа в Москве власти не раз его арестовывали, впервые - в 1919 году. Во время одного из арестов его допрашивал председатель ВЧК Дзержинский, который предложил священнику покинуть советскую Россию и уехать на родину в бывшую Холмскую губернию, которая отошла к Польше. Священник отказался и убедил представителя власти, что его отношение к советскому государству вполне лояльное и находится в пределах, определенных апостолами, которые заповедали в свое время молиться о властях римских, относившихся в то время к христианской Церкви не менее враждебно, чем советская власть.
В 1919 году по благословению Святейшего Патриарха Тихона протоиерей Роман организовал Братство ревнителей православия в честь святителя Алексия, митрополита Московского. С этого времени для отца Романа начался особый период жизни, продолжавшийся более десяти лет, - духовного старческого окормления, воспитания прихожан в духе православия. Многие благодаря чрезвычайным трудам протоиерея Романа нашли путь к Церкви и обрели твердую почву под ногами. Автор книги "Оптина пустынь и ее время" Иван Михайлович Концевич, состоявший в братстве отца Романа, вспоминал: "В этот год, благодаря мудрому руководству Святейшего Патриарха Тихона, церковная жизнь в Москве чрезвычайно оживилась. Москва покрылась сетью братств, кружков и союзов, так как Патриарх отменил границы приходов и разрешил образование междуприходских братств. К деятельности этих братств, руководимых наиболее ревностными пастырями, были широко привлечены и миряне: они пели, читали на клиросе, проводили беседы и даже выступали с проповедями. По вечерам совершались акафисты с общенародным пением и беседами после них. Для детей, лишенных уроков Закона Божия, устраивались беседы с туманными картинами из Священной истории, молодежь собиралась отдельно и занималась изучением церковного устава, Евангелия и т. п.
Я принимал близкое участие в братстве Святителя Алексия, митрополита Московского, во главе которого стоял протоиерей Роман Медведь... К братству были приписаны еще несколько приходских церквей в разных концах Москвы, где вели работу члены братства. В самом храме братства ежедневно совершалась ранняя литургия, и члены могли посещать ее еще до своей службы... По вечерам были вечерние богослужения с беседами, члены братства старались ежемесячно приступать к святому причастию и активно участвовали в работе... Я имел возможность посвящать свои силы работе в братстве, а потому это время принесло мне громадную духовную пользу; здесь я окреп духовно и начал жить в ограде Православной Церкви".
Воспоминания современников отца Романа сохранили детали жизни братства: "Шли 1919-1921 годы и все, что с ними было связано: голод, холод, безработица, темнота на улицах - полное неустройство жизни, а в храме святителя Алексия в Глинищевском переулке шла глубокая, интенсивная жизнь, налаживавшаяся... отцом Романом Медведем.
Богослужения в храме святителя Алексия совершались ежедневно утром и вечером, а по четвергам и ночью - полунощница с пением "Се Жених грядет в полуночи". По воскресеньям и утром и вечером после богослужений растолковывалось Евангелие... читалась святоотеческая литература, проводились беседы, в которых объяснялось богослужение. Каждый из присутствующих мог задать вопрос и сам поделиться своими мыслями, после всех говорил отец Роман. Он призывал к решительному покаянию за всю жизнь, сознательному повторению обетов крещения... к обращению ко Христу как к своему личному Спасителю. Отец Роман вводил нас в спасительное лоно Православной Церкви.
Не могло устоять ищущее и тоскующее по Богу человеческое сердце - и потянулись ко Христу Спасителю жаждущие Бога души. Исповедь в храме святителя Алексия проводилась частная. Многие откликнулись на призывы доброго пастыря, принесли покаяние за всю жизнь, повторили обеты крещения и встали на путь послушания Церкви... В храме все делалось бесплатно, руками предавшихся Богу людей: мыли полы, зажигали паникадила, лампады, звонили на колокольне, продавали свечи, читали каноны, шестопсалмие и прочее, пели, регентовали - все это делали свои члены братства. Отец Роман в храме святителя Алексия воплотил в жизнь все, что так долго носил в своем сердце.
Давшие обет послушания приносили ежедневное исповедание своих помыслов и деяний через дневники, которые передавались батюшке раз в неделю, и получали наставления по всем вопросам... Шла глубокая духовная работа каждого человека над собственной душой.
В то время в Церкви большим авторитетом пользовался старец протоиерей Алексей Мечев. Он очень уважал отца Романа за его ревностную углубленную работу, а когда сам лично побывал в храме святителя Алексия... сказал отцу Роману: "У тебя стационар, а у меня только амбулатория"".
Другая духовная дочь отца Романа так вспоминала о жизни общины и подвижнической деятельности священника в те годы: "Одаренный организаторскими способностями, он мудро очищал свою ниву... С его стороны давались исчерпывающие возможности для духовного роста... Знакомился он с духовным состоянием своих пасомых посредством приема в течение недели на частную исповедь. Из этих откровенных с ним бесед он узнавал духовные нужды, болезни и немощи каждого. По прошествии недельного труда, когда у него накапливался материал, он сообразно с духовным состоянием исповедывавшихся на частной исповеди... каждую субботу после всенощной проводил уже общую исповедь, в которой касался всего, что требовало исправления, преподавал соответствующие наставления...
Его труд этих первых лет в одиночку можно назвать титаническим, обозрев и перечислив основные моменты его деятельности: ежедневная литургия с вечерним богослужением накануне, прием большинства в течение недели на откровение помыслов, многочисленные причастники каждое воскресенье, в тот же воскресный день, после вечерни, обширная проповедь на евангельскую тему... Трудно себе представить, как мог он "тащить такую мрежу" один без помощников. Не сверхъестественно ли то, что он выдерживал, причем выдерживал, оставаясь всегда спокойным, доступным и... ангельски кротким. Чему учил, тому был и примером".
Первое время отец Роман служил в храме один и весь труд богослужения, окормления паствы нес сам. В 1921 году Патриарх Тихон рукоположил в сан священника духовного сына отца Романа Петра Степановича Степанова, которому было тогда пятьдесят пять лет, и назначил вторым священником. Другим помощником протоиерея Романа в двадцатые годы стал регент храма Сергей Владимирович Веселое, который также был рукоположен в сан священника. Он был сыном благочестивых родителей, особенно любил и почитал преподобного Серафима Саровского и часто посещал обители Сарова и Дивеева. Отцу Сергию недолго пришлось быть помощником отца Романа. Вскоре после рукоположения врачи обнаружили у него заболевание крови, от которого он и скончался.
В 1927 году была опубликована декларация митрополита Сергия, по поводу которой в церковной среде возникли разногласия, причем высказывались самые противоположные суждения. Протоиерей Роман счел нужным написать письмо к священнослужителям и мирянам, в котором увещевал не разрывать канонических отношений с митрополитом Сергием и не становиться жертвой козней врага нашего спасения.
Некоторые из девушек-прихожанок после нескольких лет пребывания в братстве изъявляли желание принять монашеский постриг. Отец Роман получал в этих случаях благословение Патриарха Тихона, а после его кончины заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия.
Чрезмерные труды, которые пришлось нести отцу Роману в это время, подорвали его здоровье, и он стал часто и тяжело болеть. Один из его духовных детей, врач-терапевт, зная реальное состояние здоровья священника, говорил: "Если бы мне как врачу пришлось быть ответственным за здоровье в таком состоянии, как у батюшки, другого больного, я бы приказал ему не сходить с постели. Но разве отцу Роману можно предписать режим, на который он не способен". Отец Роман хотя и болел, но болезни, перемогаясь, переносил на ногах, а на слова заботы о его здоровье отвечал: "Ведь детки-то кушать просят".
В конце двадцатых годов власти стали преследовать семью священника, и духовный собор Высоко-Петровского монастыря, в который входили игумен Митрофан и иеромонах Агафон, единодушно решил: чтобы избавить от преследований семью протоиерея Романа, ему необходимо оформить официальный развод. Подчинившись духовному авторитету наставников, супруги оформили развод, и впоследствии, когда отец Роман писал письма, он адресовал их на имя дочери Ирины.
В 1930 году власти выселили священника из церковной квартиры. Стараниями духовных детей была выстроена небольшая дача в деревне Ольгино вблизи станции Железнодорожная, неподалеку от Москвы, куда отец Роман переехал жить, а семья его переехала в город Пушкино к его духовной дочери Маргарите Евгеньевне Ветелевой. В Ольгино стали приезжать духовные дети отца Романа на исповедь и за советом в те дни, когда не было служб или когда он не мог служить по болезни.
К этому времени жизнь в приходе, которым руководил протоиерей Роман, стала весьма заметным явлением. ОГПУ установило усиленный надзор за храмом святителя Алексия, ставя своей целью его закрытие. Среди членов общины оказались люди, которые были сломлены психологическим террором и угрозами сотрудников ОГПУ и согласились давать любые показания. На аресте священника настаивал и бывший председатель революционного совета в Севастополе Докукин, который к тому времени переехал в Москву (впоследствии он стал заведующим кафедрой общественных наук в одном из институтов).
Власти приступили к проведению очередной кампании по закрытию храмов и арестам церковно-священнослужителей. Отец Роман чувствовал, что на этот раз арест не минует и его. Своих духовных детей он предупредил о предстоящих испытаниях, чтобы каждый взвесил, сможет ли перенести арест и не впасть в пагубное искушение. Прихожане настолько любили своего пастыря, что никто не захотел покинуть его и перейти в другой храм. Духовная дочь протоиерея Романа Зинаида Борютина поехала к дивеевской блаженной Марии Ивановне и рассказала ей о трудностях, которые возникли в приходе. Мария Ивановна внимательно ее выслушала и, ничего не отвечая, стала бушевать, все рвать, швырять, разбрасывать и настолько разошлась, что испугала даже келейницу. Зинаида ее действия поняла так, что наступает время испытаний, в результате которых братство будет разрушено.
На следующий день после праздника Сретения, 16 февраля 1931 года, ОГПУ арестовало протоиерея Романа и около тридцати членов братства святителя Алексия. Когда прихожане утром пришли в храм, он был заперт и уже было известно об арестах.
Вскоре после ареста священника и прихожан храм был закрыт и вскоре же разрушен. Сразу же после ареста начались допросы. Арестованные держались мужественно, показав себя твердыми в вере и благородными в ответах. Если отвечали, то лишь о религиозной жизни прихода, которая была далека от какой бы то ни было политической деятельности.
Один из обвиняемых показал: "Когда отец Роман Медведь пригласил меня на службу, у него при храме уже было очень много народа. Службу он отправлял ежедневно (утром литургия, вечером - всенощная) при участии певчих из молящихся. Им было устроено братство... Так как члены братства были люди разных профессий, то им вменялось посещение больных, уход за ними, медицинская помощь, помощь бедным, утешение скорбящих. Отец Роман три раза в неделю устраивал в храме беседы: один раз с юношами и два раза со взрослыми, причем с обменом мнениями относительно текста из главы Евангелия... Сестры приняли на себя обязанности по храму: у каждой сестры была та или иная икона, подсвечник, лампада, они протирали иконы, чистили подсвечники, наливали в лампады масло, мыли в храме полы, чистили ковры, продавали свечи... Цель воспитания членов общины - это жизнь по Евангелию... Немалое влияние на народ оказывали исповеди и соборование, перед которыми протоиерей Роман произносил слово. Влияние его было настолько велико, что некоторые из слушателей, членов братства, приняли священство - Петр Степанович Степанов, Иван Васильевич Борисов, и монашество... Немалое влияние на прихожан оказывало то, что отец Роман, в дни именин и в другие дни, приглашал к себе на квартиру на чай, где опять же велись беседы. К тому же летом, когда отец Роман жил на даче, у него поочередно гостили сестры".
Следователи обвиняли протоиерея Романа в том, что он, будучи священником в Севастополе, будто бы выдал участников революционного мятежа, воспользовавшись исповедью. Отвечая на это обвинение, отец Роман сказал: "Я был благочинным береговых команд Черноморского флота. Летом 1912 года в городе Севастополе было восстание матросов. В то время я был на даче в пятнадцати километрах от Севастополя. По возвращении в Севастополь я для поднятия духа матросов предложил командиру полуэкипажа Сильману провести индивидуальную исповедь матросов, что мною и было сделано. Так как команда была в то время безоружна, после исповеди командир полуэкипажа спрашивал меня, можно ли доверить команде оружие, на что я ответил, что настроение среди матросов вполне здоровое и оружие доверить можно..."
Следователи добивались, чтобы отец Роман назвал всех, кто был тайно пострижен в монашество, и рассказал, где и когда это происходило. Назвав только тех, кто сам рассказал о принятии ими монашеского пострига, отец Роман далее сказал: "О происходивших других тайных постригах из числа членов моего братства показывать по своим религиозным убеждениям отказываюсь".
У властей не было никаких данных о контрреволюционной деятельности священника, и на допросах следователи не спрашивали о характере его проповедей или бесед. Арест отца Романа обосновывался тем фактом, что священник, несмотря на гонения на Церковь и вопреки очевидно враждебному отношению властей к православию, проводил активную церковную деятельность, воспитывая прихожан своего храма в церковном духе, научая их быть сознательными последователями Христа и просвещенными исповедниками веры. Отец Роман и арестованные члены общины были заключены в Бутырскую тюрьму. Следствие было завершено через два месяца, и 26 апреля 1931 года было составлено обвинительное заключение, в котором отец Роман и прихожане храма святителя Алексия обвинялись в том, что они являлись "членами контрреволюционной организации... Участниками организации проводились нелегальные собрания под руководством Медведя, на которых велась работа по воспитанию членов организации в антисоветском духе. Участниками организации были в большинстве советские служащие; некоторые из них занимали большие должности II советских учреждениях. Кроме того, из числа особо активных участников организации Р. И. Медведь организовал орден "тайных монахов". Участники ордена как правило должны были выполнять все поручения своего руководителя... самый факт монашества тщательно скрывался. Участники ордена продолжали оставаться на советской службе и носить светскую одежду. Р. И. Медведь обвиняется в том, что он организовал и руководил контрреволюционной организацией... А.И. Туманова, А.С. Соколова, А.А. Дице, 3.П. Берзинь, Л.Ю. Бергман, Е.Ю. Бергман, В.В. Рейнберг, М.Н. Малыгина, Н.В. Кавыршина обвиняются в том, что они были активными членами контрреволюционной организации... тайных монахов, все остальные обвиняемые обвиняются в том, что они были активными участниками контрреволюционной организации "Братство ревнителей православия", посещали нелегальные собрания и вели антисоветскую агитацию".
30 апреля 1931 года Коллегия ОГПУ приговорила двадцать четыре члена общины храма святителя Алексия к различным срокам заключения и ссылки; 10 мая того же года протоиерей Роман был приговорен к десяти годам заключения в концлагерь.
2 июня состоялось свидание с родственниками, на следующий день протоиерей Роман был отправлен в один из лагерей Беломорско-Балтийского управления и 9 июня прибыл в город Кемь. С этого времени между ним и его духовными детьми в течение многих лет могла существовать лишь переписка, которая велась через его дочь Ирину. Так как заключенные могли посылать не больше одного письма в месяц, все пожелания и советы нужно было уместить в одном письме.
26 июля 1936 года окончился срок заключения, протоиерей Роман был освобожден из лагеря и поселился в окрестностях Волоколамска. Затем его перевезли под Москву в поселок Валентиновку к духовной дочери, Маргарите Евгеньевне, муж которой, Александр Андреевич Ветелев, впоследствии стал священником. Здесь отец Роман прожил три месяца. Но туберкулез, которым он болел еще в молодости, за время его заключения усилился настолько, что стал угрожать его жизни, а здешний климат оказался неподходящим для такого рода больных.
Один из друзей священника, с которым он несколько лет делил заключение, позвал его к себе в город Черкассы Харьковской области, куда отец Роман и переехал. Но здоровье его и здесь ухудшалось, а отсутствие родных и отдаленность духовных детей создавали дополнительные трудности и беспокойства. Здесь он прожил несколько месяцев. Анна Николаевна в это время подыскивала место, где отец Роман мог бы поселиться, и с помощью протоиерея Зосимы Трубачева такое место было найдено в Малоярославце, где отец Зосима после возвращения из концлагеря был благочинным и служил в Казанском храме. 25 мая 1937 года отец Роман оступился на крыльце домика в Черкассах и сломал пораженную туберкулезом ногу, что до конца жизни лишило его возможности передвигаться самостоятельно. Анна Николаевна перевезла отца Романа в Малоярославец. Во все время его жизни в Малоярославце за ним ухаживала одна из его духовный дочерей, время от времени приезжали помогать Анна Николаевна с дочерью Ириной, а также и другие духовные дети. Об этом периоде жизни священноисповедника известно из записей его духовной дочери.
5 июля 1937 года отец Роман просил написать старцу Зосимовой пустыни игумену Митрофану, которого он особенно почитал, и поблагодарить за его святые молитвы.
22 июля отец Роман попросил духовную дочь записать под его диктовку заветные и дорогие ему мысли о Церкви. Диктовал, несмотря на то, что боли все это время не прекращались. "Вокруг постели тишина и мир, - отметила она, - поразительна кротость батюшки и его покорность воле Божией".
Почти сразу же по поселении в Малоярославце протоиерей Роман, несмотря на болезнь, стал служить литургию, которая была для него великим утешением.
27 июля его духовная дочь записала в дневнике, что батюшка говорил ей: "Я хотел бы достичь чистоты в молитве полной, чтобы она зажигалась сразу как пламя и была бы чистой, но сейчас такие боли у меня, что я молюсь с перерывами. Боли останавливают молитву, не дают покоя. Иисусова же молитва по милости Божией всегда со мною непрестанно. Литургия - это моя единственная услада и утешение. Я не могу без нее жить. Не могу себя лишить ее".
На следующий день "после утренних молитв и литургии батюшка просил отложить еду и чаепитие, ему хотелось побыть в тишине и молчании. Днем батюшка сказал, что сегодня после литургии чувствовал себя особенно хорошо, радостно и покойно".
Летом 1937 года гонения на Церковь усилились и власти приняли решение о массовом аресте священнослужителей. В июле двое сотрудников НКВД пришли в дом к протоиерею Роману и предъявили Анне Николаевне ордер на арест мужа. В это время у отца Романа открылось легочное кровотечение, и Анна Николаевна сказала им:
- Вы видите, он умирает. Ну, берите, мне еще лучше будет, не надо будет его хоронить.
Сотрудники НКВД посмотрели на священника, и один из них недовольно пробормотал:
- Там своих покойников хватает.
И они развернулись и ушли.
Вскоре состояние здоровья протоиерея Романа ухудшилось настолько, что он уже не мог совершать литургию. Накануне праздника Преображения, 18 августа, он попросил призвать к нему протоиерея Зосиму, чтобы исповедаться и причаститься Святых Христовых Тайн. Когда тот пришел, батюшка долго исповедовался и горько плакал, затем приобщился Святых Христовых Тайн и, со слезами поблагодарив отца Зосиму, поцеловал его руку. Спустя десять минут после ухода священника приехал к отцу Роману игумен Митрофан. Их встреча была исполнена искренней взаимной любви. Игумен Митрофан предложил ему принять монашеский постриг. Отец Роман согласился, и игумен спросил: "В какой чин?" - "В первоначальный",-ответил отец Роман. В тот же день протоиерей Роман был пострижен в рясофор с наречением ему имени Иосиф. Прощаясь, игумен Митрофан поклонился батюшке в ноги, и затем они обнялись, обливаясь слезами.
Постриг отец Роман хотел сохранить в тайне и просил ухаживавших за ним не рассказывать о нем, но об этом все же стало известно через келейниц игумена Митрофана. Во все последующие дни протоиерей Зосима ежедневно причащал отца Романа. 6 сентября протоиерей Роман сказал ухаживавшей за ним духовной дочери: "Смерть на расстоянии двух дней, и тогда конец. Остались последние денечки. Я поставлен Господом быть ответчиком - и буду, как пример для других".
В этот же день отец Роман продиктовал Анне Николаевне письмо духовным детям: "Дорогие, все бывшие духовные дети мои! Я тяжко болен, и дни мои сочтены. Христиане перед смертью прощаются и примиряются друг с другом. Прошу простить меня во всем, в чем я согрешил перед вами: делом, словом, помышлением. Со своей стороны во всем, в чем вы согрешили против меня, я властию, мне данной от Господа нашего Иисуса Христа, прощаю и разрешаю во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Недостойный протоиерей Роман Медведь".
Ночью отец Роман сказал: "Свет Божественный здесь... - и указал рукою вверх. - Расчеты сводятся к концу... Давайте скорее кончать..." В четыре часа отец Роман успокоился и сказал: "Слава Богу, хорошо!.."
8 сентября в шесть часов утра пришел протоиерей Зосима; отец Роман причастился и успокоился. Весь день он лежал, почти не шевелясь, с закрытыми глазами. Около пяти часов вечера он открыл глаза, протянул обе руки вперед, и его лицо озарилось сердечной и кроткой улыбкой. Затем он откинулся на подушку и впал в полузабытье. Вскоре у него стали холодеть руки и ноги. Одна из его духовных дочерей стала читать молитвы на исход души. ,Отец Роман открыл глаза и посмотрел высоко вверх, потом повел глазами направо и склонил голову к плечу. Затем вздохнул еще несколько раз, и в семь часов вечера 8 сентября 1937 года душа священноисповедника отошла ко Господу.
В девять часов вечера пришел протоиерей Зосима облачить почившего, он же и отпевал его. Протоиерей Роман был погребен на городском кладбище в Малоярославце.
3 августа 1999 года по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II были обретены мощи священноисповедника Романа и перенесены в Москву в храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.
Еще при жизни священноисповедника были случаи, когда люди по его молитвам получали исцеления. Весной 1932 года тяжело заболела духовная дочь отца Романа Ксения Александровна Калошина, которой было тогда двадцать пять лет. Врачи поставили диагноз: воспаление подъязычной железы. В течение пяти суток она не могла ни есть, ни пить, температура держалась все время около 40 градусов. Шею раздуло, и она стала шире головы, язык опух и стал синим; врач, чтобы как-то облегчить страдания, капал на язык воду. Ксения Александровна почувствовала, что умирает, и послала своей матери, Марии Яковлевне, записку, прося ее прийти проститься. Но ее не пустили в палату, опасаясь, что заболевание инфекционное, и заведующий больницей сказал: "Если Николай Александрович Семашко подпишет разрешение, то я пущу". В тот же день Мария Яковлевна нашла доктора Семашко и рассказала ему об умирающей дочери, он тут же написал записку, чтобы ее немедленно пропустили.
Все это время Мария Яковлевна обращалась с молитвенной просьбой к отцу Роману. Придя к дочери, она застала ее выздоравливающей. Ксения Александровна рассказала, что в предыдущую ночь ей явился отец Роман. Он шел по воздуху в священническом облачении красного цвета с чашей в руках. Приблизившись, он благословил ее и причастил Святых Тайн. С этого времени к ней стали возвращаться силы, и она выздоровела.
Использован материал сайта храма святителя Николая Чудотворца в Бирюлево
Страница в Базе данных ПСТГУ
Автор жития: игумен Дамаскин (Орловский), сайт: www.fond.ru, новомученики.рф.
Святые:
Гимнография:
