Рассказ "Последние слезы Христа"
Источник: ekzeget.ru
Елена Черкашина
"Ночь наступила с тревожным чувством чего-то непоправимого, неизбежного и беспощадного. Тюрьма затихала, закованные в кандалы заключённые укладывались спать прямо на грязных плитах каменного пола, завернувшись в рваные плащи или просто накрывшись ворохом соломы. Христос сидел, подняв голову, и напряжённо прислушивался. Он знал, что эта передышка – последняя, очень короткая, и за ним скоро придут. Но тем более ценил каждое мгновение...
«Всё ли я сделал так, как завещал мне Отец? Всё ли сказал, достаточно ли хорошо передал Его учение?» – так думал Он, пристально вглядываясь в темноту и чутко ожидая звука идущих стражников. Его схватили час или два назад, после чего отвели к первосвященнику и долго издевались, заставляя повторять то, что Он говорил в Храме. Он старался отвечать коротко, зная волю Отца и готовясь принять то испытание, что ждало Его впереди, а потому не гневался, не сердился, лишь внутренне скорбел, глядя, с какой радостью люди насмехались над ним. «Я говорил явно миру», – отвечал Иисус сидящему перед ним Анне, высокому, в роскошных одеждах и с лицом, на котором уже читался приговор. Конечно, фарисеи и книжники давно положили схватить Его, этого мешающего им пророка, дела и слова Которого шли в разрез со словами их самих. «Что спрашиваешь Меня? – звучал тихий голос Христа. – Спроси слышавших, что Я говорил».
Его били по лицу, и слуги радовались, что могут отличиться в глазах хозяина, а потому подскакивали и хлёстко ударяли заключённого по ланитам, и хохотали, и злобно скалились, а потом отбегали, чтобы через минуту ударить опять.
«Потеряли образ Божий, – думал Христос, глядя на них, – образ любящего и терпеливого Бога. Потеряли, продали, выменяли на славу человеческую». Он сокрушался, и голос Его, отвечавший первосвященнику, становился всё тише и тише.
Ночь текла своим чередом, и, наигравшись, слуги бросили Его в темницу. Христос облегчённо вздохнул. Он не мог видеть искажённые лица людей, не мог без боли в сердце наблюдать глубину их падения, звериный оскал и бесчеловечность. А потому тесные стены узницы принял как короткое освобождение, как передышку перед тем главным, для чего Он пришёл.
Один из узников застонал, и Христос склонился, чтобы вытащить из-под его тела звено цепи. «Спи, человече, недолго осталось мучиться». Положил ладонь на голову спящего и коротко помолился. Заключённый умолк, задышал глубже и ровнее.
В этот момент один из стражников приблизился к вязи решётки. Иисус напрягся и услышал неровный шепот:
– Ты, что ли, пророк из Назарета?
– Я.
– Говорят, ты много умеешь.
Голос стражника звучал напряжённо: он понимал, что разговор с заключённым может дорого ему обойтись. Иисус промолчал. Он уже знал, что нужно тюремщику, и только ждал, когда тот озвучит вопрос.
– А отца моего вылечишь? – на этих словах мужчина поперхнулся. – Ноги у него гниют, лежит уже год.
– Верующему всё возможно, – вполголоса ответил Христос. – Но только где же вера твоя? Взялся меня мучить – и взываешь о помощи!
Воин потупил взор.
– Если можешь что, скажи. Я открою темницу.
– За это – смертная казнь. Далеко ли уйти успеешь?
– Не твоё дело. Ты думаешь, мне сладко на страже стоять?
– А зачем же выбрал такой путь?
– Семью надо кормить, и отца…
Христос пристально смотрел в лицо воина. Что Он увидел в его глазах, что распознал? Неведомо. Но протянул Свою руку, легко коснулся замка – и тот вдруг упал, наполнив звоном своды камеры. Воин содрогнулся.
– Иди, – спокойно сказал Христос, – отец твой здоров.
И вернулся на Своё место.
Стражник в ужасе смотрел на замок, на пророка, а потом склонился и зарыдал.
– Уходи, уходи, – умолял он. – Тебя казнят на рассвете.
– Не уйду, – отвечал Иисус. – Эта ночь бесценна. Для неё я и пришёл.
Воин поднимал голову, взглядывал на заключённого – и опять начинал плакать. Минуты текли, и вот уже слабо затеплился рассвет.
– Закрой темницу и возвращайся к отцу, – молвил Иисус. – Не хочу, чтобы тебя растерзали.
Дрожащими руками стражник навешивал замок. Он не мог понять, почему заключённый отказался от свободы и почему рыдает его собственное сердце. А потом, пошатываясь, ушёл в темноту коридора.
Иисус долго смотрел ему вслед, а затем перевёл взгляд на спящих узников.
– Дети Мои, – тихо шептал Он, – Мои дети. Сколько вам предстоит пострадать, сколько чаш испить?
Он вёл по воздуху рукой, словно приглаживая космы заключённых, лаская и приголубливая их. И вдруг тихо заплакал. Его слёзы не были похожи на горькие рыдания стража: он плакал не от боли за Себя, а от боли за других, – тех любимых Им детей, которых оставлял на земле на веки вечные.
Елена Черкашина
