Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Строгино

27 декабря 2013 г.

19 декабря, на праздник святителя Николы Чудотворца, в гостиной нашего храма состоялась очередная лекция из цикла Соловецких вечеров. Темой стало жизнеописание преподобного Варлаама Керетского. Встречей руководил Алексей Алипичев, собрав, как всегда, полный зал слушателей.

Ниже приводим подробную статью о преподобном Варлааме Керетском любезно составленную нашим дорогим лектором специально для нашего сайта и аудиозапись лекции.

 

Аудиозапись лекции (длительность - 1,5 часа)

 

ПРЕПОДОБНЫЙ ВАРЛААМ КЕРЕТСКИЙ

(память 6/19 ноября (день кончины), 15/28 января (обретение мощей) и в Соборах Карельских (в субботу между 31/13.10 и 6/19.11)) и Кольских святых (15/28.12)

 Обращаясь к духовному наследию преподобного Варлаама Керетского, не можем разделить его современников - небесных покровителей Крайнего Севера - преподобных Трифона Печенгского и Варлаама Керетского, игнорируя очевидную схожесть их непростых жизненных судеб, равно и последующих проблем в сфере церковного прославления.

 Преподобный Варлаам (в миру Василий) жил во дни царя Иоанна Васильевича Грозного (1533—1584). Родился он в начале  XVI века (примерно в 1505 г.) в с. Кереть Кемского уезда в Кандалакшской губе на Белом море  - одном из древнейших поселений на Ка­рельском берегу Белого моря. К середине XVI в. - волостной центр.

 Воспитание, которое получил Василий «на море окияне», - это обретение особого состояния духа, что с молоком матери усваивает каждый житель этих суровых мест. Здесь, среди скал Северного Ледовитого океана, формировалось то удивительное братство мореплавателей-поморов, для которых ежедневная смертельная опасность воспринима­лась, как норма жизни. Этим людям не ведомы были такие вопросы аскетики, как, например, преодолеть холод­ность сердца и равнодушие, стяжать чистую и искреннюю молитву и как научиться в полной мере полагаться на волю  Божию.

 Где мог бы постигнуть книжную науку отрок Варлаам? Тогда, в конце XV века, благословением святителя Генна­дия Новгородского и попечением игумена Соловецкого монастыря Досифея была организована активная работа по списанию древних рукописных книг для библиоте­ки Соловецкого монастыря. Одним таких книжных центров стал Шуерецкий скит.

 Скорее всего, мальчик Василий из поморского села Керети, будущий Варлаам Керетский, именно здесь, у старца Зосимы и его ученика Феодорита (будущего преподобного) пости­гал книжную премудрость.

 Стратегическое значение Колы как Российского оплота на Кольском Севере ясно осознавалось и в Новгороде, и в Москве. Феодорит, конечно же, похлопотал перед Новгородс­ким Владыкой и о том, чтобы построенные и освященные им в 1532 году, Благовещенская и Никольская церкви в Коле не остались «без пения». «Первый и единственный священник» в Коле стал в декабре 1533 года известный под­вижник Севера «белый поп Иоанн, будущий иеромонах Иона, сопостник преподобного Трифона и первый преподобномученик при разорении Печенгского монастыря в 1589 году.

 «Супруга же роди ему дщерь. По рождении же оному непросвященному младенцу прилучися зело болеть, и по общему совету с супругою крестиша ее» ^… «и тоя ради вины остави супругу и дщерь в дому и отъиде во обитель святого и бысть ему ученик». На первый взгляд, поступок «попа Иоанна», бросив­шего жену с ребенком, вызывает полное недоумение и, более того, осуждение. Просто в те давние времена все то, что требовали канонические правила Церкви, выполнялось неукоснительно и со страхом Божиим. В случае с отцом Иоанном имеет место ситуа­ция, оговоренная в 53-м Правиле VI Вселенского Собора. Мать ребенка, жена священника, была вынуждена сама стать восприемницей своей дочери, поскольку, как надо понимать, кроме нее в Коле иных женщин-христианок не оказалось. Откладывать же крещение было нельзя - была угроза умереть ре­бенку некрещеным. «И по общему совету» отец Иоанн с матушкой приняли эту волю Божию и окрестили дочь. Но неумолимые каноны гласят: «Понеже родство по духу есть важнее союза по телу... да отступят от сего не­законного супружества». Вот почему поп Иоанн «оставил супругу и дщерь в дому. И потом благословлен иеромонахом». Так начал свой пятидесятилетний путь монастырской жизни иеромонах Иона Печенгский.

 В 1534 году, во время пребывания Феодорита духов­ником при владыке Макарии, с Печенги, от преподобного Трифона в Новгород пришло известие о том, какая исто­рия приключилась с настоятелем кольских церквей попом Иоанном. Вот тут-то и вспомнил преподобный Феодорит о Ва­силии из Керети - своем давнем ученике и воспитаннике. И весной 1534 года Василий со своей молодой женой отправился в Новгород. На следующий год ему как раз исполнялось тридцать лет, и он уже мог стать священником. Но сначала он спо­добился первой священной степени - дьякона. После чего оставлен он был служить и набираться опыта при Владычном, архиепископа Макария, домовом храме Рождества Христова, где духовником был преподобный Феодорит. Так что, в течение года, до своих тридцати лет, набирался будущий Варлаам мудрости и духовного опыта в благодатном об­щении с этими великими старцами XVI века.

 Когда вышел срок, наконец сподобился дьякон Василий и священнической благодати, после чего «поставлен бысть презвитером в Колском граде, в церкви Николы чюдотворца» где-то в конце 1535 года. Он был ревностным и одаренным пастырем. Но характером был тверд, порой горяч и крут. Особо скорбел отец Василий о тяжком «идолобесии», о вере языческой, в которой пребывали еще многие лопарские семьи. По многочисленным лопар­ским капищам справлялись жуткие магические действа, и прикормленные колдунами-нойдами могущественные «князи бесовские» наводили страх на местное население, требуя жертвенных приношений даже от крещеных душ. Всему этому смело противостал новый Кольский настоятель, вступая в опасную схватку с «духами злобы поднебесными» (Еф. 6,12). Особенно опасен был могучий дух, испокон веку обитавший у древнего язы­ческого капища на скале Абрам-мыса, что запирает выход из Кольского залива. Тот дух нечистый требовал приношения жертв у каждого, кто следовал мимо него, уходя в море на промы­сел. Непокорным же грозил погибелью, и нередко угрозы те исполнялись. Когда же узнал Василий о том, что и многие из крещеных рыбаков на­чали поддаваться страху бесовскому, пытаясь ублажать «нечистого» пожертвованиями, он «возмутился духом» и, взобравшись на скалу, дерзновенно заклял мерзкого беса и изгнал его от места сего на вечные веки. Демон ушел, но, покидая древнее капище, дух нечистый пообещал Варлаа­му: «Ухожу я от места сего, да вот только с тобой я не прощаюсь - ты меня еще вспомнишь». С тех пор путь из залива в море стал сво­боден, страхи и наваждения бесовские исчезли, и жертвы языческие на мысу прекратились. Принесение жертв на Абрам-мысе возобновилось в тридцатые годы XX века. В ар­хиве штаба Северного флота встречались документы, указывающие на то, что на этом мысу проводились расстрелы.

 Во всем помощницей отцу Василию была его жена, ко­торую он любил всем своим горячим сердцем и лишь ради которой оставил он свою заветную мечту об иночестве. Возможно, они даже жили в чистоте.

 В 1540 году Феодорит покидает друзей «заволжцев» и вновь отправляется на Крайний Север в район Колы. Здесь, «на устье Колы реки созидает монастырь», ставит «церковь во имя Пребезначальной Троицы и, собрав братию, дает им устав». При этом отпала необходимость в Кольском приходском священнике. Скорее всего, сам Феодорит и привез отцу Василию (будущему святому Варлааму) указ Новгородского Преосвященного о назна­чении его настоятелем в родное село, в керетскую Свято-Георгиевскую церковь. Отец Василий поведал старцу о своих искушениях и схватке с древним демоном Абрам-мыса.  Этот рассказ глубоко опечалил Феодорита и наполнил сердце тяжелыми предчувствиями, ибо не по чину белому священнику вступать в схватку с духом нечистым. То удел монашеский, да и далеко не всякому иноку это по плечу.

 Тяжкое искушение, выпавшее на долю Варлаама, было очевидным нападением бесовским, осуществленным путем духовного повреждения жены священника. «Змий находит на супругу» - други­ми словами, происходит ужасное - мерзкий дух нечистый вселяется в матушку, и та внезапно стала вести себя неадекватно, соблазнительно, насмехаясь и допуская невероятную клевету на мужа. Известная еще в начале XX века и певшаяся на архангельском береге Белого моря «Старина о Варлаамии Керетском» сохранила подлинные слова матушки:

 «- Я одежды поповской боюсь, Я твоей бороды не люблю. Полюбила я молодчика молоденького...».

 Позднее появились расхожие песни «о загулявшей матушке». Либо, «народные пре­дания» об одураченном бесом незадачливом попе: «Варлаамий только от обедни с тихим сердцем возвра­щался - и застал у себя дьявола, будто тот выходит из горницы попадьи». Нет никаких сомнений в том, что грех убийства жены Варлаам совершил, допустив непомерный гнев и ярость. Но во всяком случае, события развивались не по столь примитивному, ранее упомянутому «жизненно убеди­тельному» сценарию с элементами фантастической мелодрамы, вроде: «Разгневанный Варлаам бро­сился домой и убил жену» или «и, взяв с престола копие, он метнул копие в жену».

 Даже при всей внезапности случившейся духовной болезни матушки, Варлаам не мог не помнить и тех угроз бесовских, произнесенных на него на Абрам-мысе, и предупреждений, данных ему от отца духовного. «Гневаясь, не согрешайте: и не давайте места диаволу» (Еф. 4, 26). Беснование, судя по всему, было крайне тяжелым и яростным, но для опытного священни­ка подобные явления, конечно, «не в диковинку». Варлаам в этой ситуации должен был предпринять все необходи­мое, чтобы смирить силу бесовскую и попытаться помочь любимой жене. В Требниках, переизданных в 19 в., можно встретить довольно загадочный чин «Когда крест творит священник на страсть недуга со святым копием». Это лишь слабый отголосок какого-то серьезного чина изгнания беса, применявшегося в глубокой древности и предполагавшего некое использование при этом святого Копия. Потому и оказалось Копие это, в руке Варлаама. Видимо тот демон древний внезапно открылся Варлааму в несчастной матушке во всем своем мерзком обличии, что не устоял заклинатель и поразил Святым Копием древнего змия. И эта тяжелейшая ситуация в Каноне трактуется именно как месть бесовская за ту непримиримую брань, которую Преподобный ревностно вел с силами тьмы.

 Известное на сегодня Житие, а следом за ним и народные сказания, представляют поведение Варлаама сразу после совершенного убийства, мягко говоря, странно, будто Варлаам «недостойна себя судив еже священно действовати, паче изволил страдать за грех, - еже с мертвым те­лом по морской пучине с места на место плавати». Одна­ко, согласитесь, что при такой трактовке событий Варлаам выглядит неким одиноким раскольником, ни признающим канонического единства ни с правящим архиереем, ни с от­цом своим духовным, и не нуждающимся ни в чьем благо­словении. Это позволять утверждать, что: «он наказал себя за убийство жены тем, что с трупом ездил на лодке».

 Такое очевидное пренебрежение важнейшими состав­ляющими духовности наших северных подвижников, ко­торые именуются каноничность и соборность, как раз и есть следствие духа раскола, поразившего Русскую Цер­ковь в XVII веке и проникшего в поздние редакции Жи­тий. Северный подвижник по воле таких редакторов предстает нам неким суровым одиночкой, живущим по своему разумению и хотению, вне Церкви и живого пото­ка Церковного Предания.

 

 Весной 1545 г. к Феодориту в Кольскую обитель из Керети на покаяние пришел поп Василий. Считая себя недостойным священнодействовать, «вествует об убийстве и прося прощения, слезами землю омакает, о содеянном в ярости и невоздержании».  Феодориту было очевидно, что совершилась месть бесовская, но он прозревал и иные глубины Божьего Промысла, неизбежно претворяющем всякое зло в добро. И дерзно­венно назначил Варлааму небывалую епитимию.

 Кольский старец повелел Варлааму возвращаться в Кереть, откопать тело своей супруги и вместе с ним (и с ней) идти в море на покаяние. «Дает он Варлааму иго лег­кое - мертвого носить во гробе, покуда не изгниет тело умершее. Самому ж в посте и молитве пребывать и таковое воздержание иметь, что рыбу только единожды на Пасху вкушать».

 Назначая Варлааму такую немыслимую епитимию, Феодорит глубоко сознавал всю силу своей власти как ду­ховного отца, равно как и тяжесть ответственности перед Господом за спасение душ своих духовных чад. Феодорит полагал, что равноангельское духовное жи­тие и то глубокое единство во Христе, коего сподобились стяжать Варлаам и его жена при их земной жизни, позволят им преодолеть разделяющую силу смер­ти и продолжить свой совместный подвиг во искупление попущенного им от Господа греха убийства. Феодорит назначал В. столь тяжкую епитимию с расчетом на помощь, которую окажет ему его верная жена. Она как бы брала на себя часть тяжести этой епитимии,  поскольку незахороненная ее плоть, по мысли Феодорита, не давая упокоения душе, вынуждала душу оставаться рядом со своим телом и, страдая вместе с Варлаамом, укреплять и поддерживать его.

 Главное же было то, что Кольский старец Феодорит брал теперь на себя особый подвиг сугубого молит­венного предстояния Господу за своих духовных чад. Все происходящее ныне с Варлаамом в суровом северном море проходило через его сердце, отзывалось болью в душе и покрывалось силой чистой молитвы Святого.

 Варлаам «таковое запрещение приняв спешит радуяся и сие тело откопав, в судно вложив во гробе, сам же во второй гроб (так он воспринимал свое судно) устремився, с мертвым шествуя по окияну морю, по непроходным местам».

 Подробности благословленного ему хождения раскрываются в словах: «шествуя летом дванадесять путей». Другими словами, в течение года Варлаам совершал двенадцать «путей». Такое «шествие», по преданию, Варлаам совершал от берегов Керети, что в Кандалакшском заливе Белого моря, далее по Баренцеву морю вокруг всего Кольского полуострова и по Кольскому заливу до Колы. Огибал он Святой Мыс, или Нос, около которого море опасно для плавания (здесь сталкивались течения двух морей и образовывались «морские сувои). Святой или Терский Нос - по сути, исполинский, гранитный полуостров на восемь с лишним миль углу­бившийся в толщу океана к северу, естественным барь­ером разделивший Белое и Баренцево моря, Терский и Мурманский (Норманнский) берега. На этот «путь» у него уходил месяц, после чего Варлаам отправлялся в обратную сторону. Т.о. 12 раз в течение года должен был Варлаам пройти свой путь. Шесть раз от Кере­ти до Колы и шесть от Колы до Керети. Двенадцать раз в год или, другими словами, ежемесячно одолевал Варлаам тысячу сухопутных километров пути или пятьсот сорок морских миль. Восемнадцать миль или тридцать три километра каж­дый день на веслах, в любое время года, при любой погоде и всегда против ветра.

 Ибо такова была воля Божия - никогда не иметь ему на своем пути попутного ветра и всегда грести против крепкой встречной волны. Надо сказать, что в памяти жителей самого села Кереть эта подробность подвига земляка хорошо сохранилась в по­морской поговорке. Когда кто в непогоду собирался из дому, то говорили: «Куда пошел, - как Варлаам против ветра» Позже ему будет дана сила властвовать над ветрами. А когда с Мурманского берега с моря на берег идет туман и погода портится, норвежские рыбаки до сих пор  говорят: «Русский поп жену привез». Б.  Шергин отмечал, что когда весною к тому или другому берегу Белого моря наносило туман, старики говорили: " Варлаамьева ладья подошла".

 Приближение «Варламьевой лодьи» неизбежно сопро­вождалось резким ухудшением погоды, появлением стран­ного тумана и мороси. Неумолимая суровость этого Божье­го определения надолго сохранилась в памяти всех последу­ющих поколений северных мореплавателей. Даже не в столь давние времена, в XIX веке, когда с моря на берег начинало веять холодом и накатывал туман, можно было услышать от стариков-поморов: «Ну вот, Варламьева лодья подошла».

 Рыбаки и промышленники, встречавшие этого одинокого скитальца в Баренцевом море, у Святого Носа, и в Белом море, в районе Керети, уже принимали его лодку за видение. По преданию, такой тяжкий, постоянный труд «весла из рук своих не выпускаше» привел Варлаама к горбатости.

 Начиная движение от берегов родного села, от Керетского рейда на Карельском берегу, Варлаам должен был, прежде всего, совершить тяжелый и долгий переход по со­вершенно открытому морскому пространству. он сразу же выходил в открытое Студеное (Белое) море. Из-за своей относи­тельной мелководности волна здесь гораздо коварнее, так как короче, и, следовательно, круче. Не обладая столь ужа­сающей океанской высотой, как на северных просторах за Святым Носом, эти короткие, крутые волны много страш­нее для небольшого судна, чем высокие и длинные водяные горы океана.

 Какова была эта «открытость» пути, можно себе представить, если учесть, что на самом деле с ноября месяца начинается активное образование льда по всей акватории Белого моря. Этот лед постоянно взламывает­ся приливо-отливными изменениями уровня моря и штормовым волнением и, таким образом, становится дрейфующим. Чтобы передвигаться по морю сре­ди дрейфующих льдов, не попасть в ледяную массу или не оказаться затертым ледяными горами торосов, нужно быть очень опытным помором, по сути, слиться с мо­рем, душой постичь законы его сокровенной жизни.

 Пост, который нес Варлаам, как можно понять, «сухоядением». И лишь раз в году, прихо­дя на Пасху в Колу, к пирсу Свято-Троицкого монасты­ря, Варлаам сподоблялся причащения Богоявленской водой и мог разговеться рыбой.

 И когда он уже «довольно время потрудился», Варлаам захотел «извещение приять» от Бога – не прощен ли он. Около Святого Мыса плавание было опасно потому, что здесь водились особые морские черви, «иже творяху многи пакости над лодиями мореходцев». Эти черви — моллюски, называемые «корабельные сверлила» (Teredo navalis), чьи личинки, цепляясь за днища судов, протачивали корабельную древесину, причем даже суда из самого крепкого леса. Коварство морских корабельных «сверлил» состояло в том, что, еди­ножды проникнув в дерево корабельной обшивки, червь этот больше наружу не выходил и никаким иным обра­зом себя не проявлял. Живя в деревянном наборе корпуса корабля, он постепенно и внешне незаметно превращал древесину в труху. Так продолжалось до наступления бли­жайшего достаточно серьезного шторма, когда совершен­но неожиданно для экипажа вываливалась часть корпуса судна. Следствием такого повреждения, естественно, яв­лялось резкое поступление большого количества забор­тной воды, что приводило к катастрофической потере устойчивости, и, как правило, завершалось быстрой гибе­лью корабля.

 Черви эти не причинили никакого вреда преподобному, но он хотел сделать безвредным плавание около Мыса для всех. Подвижник повелел вредоносным червям собраться у его лодки и, «став на молитву и руце воздев на небо, услышан бысть», «корабельные сверлила» бесследно пропали, и с тех пор путь около Святого Мыса стал безопасен для плавания (в настоящее время в северных морях их нет, хотя характерные отверстия в древних остовах кораблей на берегах Кольского полуострова, по мнению ученых, указывают на их наличие в прошлом).

 Сегодня, в век новых технологий, проблема борьбы с корабельными древоточцами актуальна лишь в ВМФ Рос­сии. Это связано с тем, что корпуса противоминных ко­раблей с целью уменьшения их электромагнитных полей, на которые реагируют современные морские мины, часто изготавливают из клееной древесины. Но и сегодня, бла­годаря молитвам Варлаама, на северном флоте опасности поражения таких деревянных корпусов «корабельными сверлилами» нет. По оценкам специалистов, эта проблема ныне существует лишь на Тихоокеанском, Чер­номорском и Балтийском флотах.

 Примечательно то, что Варлаам не уничтожил этих червей, а именно заклял, «от чего они потеряли свою силу». Ведь несмотря на имеющуюся у них способность перерабатывать древесные опилки, тва­ри эти, как и все моллюски, сохранили также и возмож­ность питания методом фильтрации. Другими словами, существуя вне древесной среды, они могут питаться мелкими планктонными организмами.

 В духовной радости направлял тогда Варлаам свою ладью под парусом от Святого Носа на запад, к устью «великой реки Колы», где стоял Свято-Троицкий монастырь, основанный восемь лет на­зад преподобным Феодоритом. Он, конечно же, искал встречи со своим духовным отцом, поскольку все те явленные Господом знамения прощения и ясные указания об исполнении данной епитимий требовали тем не менее снятия ее тем духовником, который ее назначил.

 Однако столь чаемая встреча с духовным отцом не состоялась: старца Феодорита в обители уже не оказалось. К весне 1548 года ему самому пришлось пережить тяжкое искушение. Недовольная строгостью монастырского устава и не желающая придерживаться нестяжательного духа, исповедуемого своим настоятелем, братия монастыря учиняет бунт. И «сложившись с диаволом», монахи, избив свя­того старца, выкидывают его из обители «как врага некоего». А потом буйная братия вскоре уходит из Колы на Печенгу к преподобному Трифону, где просит его возглавить строительство нового, обширного, «вотчинного» монастыря. Для Трифона складывается очень сложная ситуация, поскольку Феодорит Кольский был и его духовным отцом и учителем.

 Долгожданная встреча с Феодоритом про­изошла летом 1548 года в Кандалакшском монастыре, куда добрался Варлаам по морю, вновь проделав свой знаме­нитый путь из Колы в Белое море. Варлаам рассказал Феодориту и о том пол­ном упадке и запустении, что поразили Свято-Троицкий монастырь после изгнания отца-настоятеля, и о том, что братия, покинув Каменный остров в Коле, направилась в сторону Печенги. Тогда Феодорит предлагает Варлааму отправиться на Печенгу к Трифону, дабы поддержать его и попытаться мирно разрешить эту сложную ситуацию. Феодорит хоро­шо чувствует особые дары благодати, что стяжал Варлаам, и очень рассчитывает на дарованную ему ныне очевидную молитвенную силу на «нечистые духи» и на исцеление от власти тяжких страстей.

 Как известно из Жития, удостоверившись в прощении от Господа, Варлаам принимает монашеский постриг. Скорее всего, постриг Варлаама по благословению старца Феодорита, мог быть совершен в Печенгском монастыре свя­тым иеромонахом Ионой Печенгским. День пострига, воз­можно, состоялся осенью 1548 года, в день празднования памяти преподобного Варлаама Хутынского - 6/19 ноября. Восприемником при постриге мог выступить преподобный Три­фон Печенгский.

 Внимательный разбор всех обстоятельств пострига Варлаама, выбора его дальнейшей жизни, каноничности совершаемых им действий глубоко безразличен для возникшей в XVII в. беспоповской редакции Жития, согласно которой, священник Василий сам себя запрещает, сам решает, где ему жить, чем заниматься и сам себя постригает в монахи.

 Но, прежде чем взять курс в Немецкую сторону, на Пе­ченгу, Варлаам должен был совершить необычайно важное для него дело - упокоить в земле святые останки своей любимой. Место это было «в Чупской губе». Интересно заметить, что по мнению доктора медицинских наук, профес­сора Звягинцева В. Н., моделирование условий морских странствований Варлаама убеждает нас в неизбежной мумификации тела его почившей жены.

 Увиденное им на Печенге повергает Варлаама в тяжкие размышления. Преподобному Варлааму с прибытием на Печенгу стала очевидной та смертельная опасность, кото­рой подвергся Трифон с приходом «новых русских» монахов. И Трифон, вернувшись через восемь лет, сознательно примет этот возвещенный Варлаамом тяжкий крест духовного окормления столь непросто­го монастыря и до конца своей жизни будет делать все, чтобы не допустить погибели душ иноческих. Пришедшая буйная братия попыталась подмять под себя Трифона и его обитель, навязывая ему свое, новое видение монастырского строительства и жиз­ни монашеской. Но надо хорошо понимать, кто такой Трифон Печенгский. В данном случае он едва ли сам принять решиние уйти или отступить под этим их напором. Так что вариант оставался для пришельцев один - убить Трифона. И, возможно, не было бы у нас славной истории Трифоновского монастыря XVI века, если бы мудрый ста­рец Феодорит не прислал в это время на Печенгу препо­добного Варлаама Керетского.

 Варлаам и Трифон, согласно Канону, предстают пред нами, как великие единомышленники и столпы православной веры на всем Крайнем Севере. В завершающем тропаре Канона Сергий, подчеркивая самую, на его взгляд, важную мысль о единстве и равночестности этих двух великих святых Севера, восклицает: «О, двоица присноблаженная, равночестная отца, Трифане и Варлааме, яко едино блаженство имущих от Бога, версто предобрая».

 Вследствие начавшихся в обители нестроений Варлаам покидает монастырь с самим преподобным Трифоном и частью братии. На «Варламовой ладье» оба великих подвижника Кольского Севера совершили славное морское плавание вокруг всего Кольского полуострова, огибая громадную территорию Великой Лапландии, соединив морем крайние точки - Печенгский и Кандалакшский монастыри. Они держа­ли путь к своему учителю и духовному отцу - Феодориту Кольскому.

 В ходе этого плавания Варлаам и его спутники совершают один удивитель­ный подвиг: они останавливались по рыбацким тоням и соборным служением, установ­кой поклонных крестов и силою Господа Иисуса Христа запрещали восставать мертвецам, тем умершим, но неупокоенным колдунам-нойдам, что издревле наводили страх на рыбаков-поморов.

 В 1549 году «в Кандалошской губе на усть реки Нивы» состоялся этот уникальный Собор Коль­ских святых. К Феодориту Кольско­му прибыли в гости на знамени­той «Варлаамьевой лодье» все его духовные чада - Варлаам Керетский, Трифон Печенгский, Иона Печенгский и Герман Печенгский. Чудно собрались вместе великие подвижники Лапландии.

 Преподобный Варлаам Керетский после этой встречи окончательно завершит свои морские скитания и вернет­ся в Керетские пределы, в пустынь в Чупской губе, где сначала поселится на острове у могилы своей матушки, а затем уйдет еще дальше от Керети, до самой смерти под­визаясь в подвигах поста и молитвы. По преданию, он «построит часовню, будет жить в пещере со зверями». Несмотря на пустынность места его уединения, к нему за духовной помощью нескончаемо тянулся люд поморский, со своими проблемами, скорбями и болезнями. Особенно стремились к нему за вспоможением страждущие от духов нечистых, те, кто подпал под страшную власть князя тьмы. Все они неизменно получали исцеление по молитвам старца.

 Господь сподобил Варлаама явить великую силу своей святости сразу после кончи­ны. Поскольку достаточно долго никто не приходил к келии Варлаама, то факт кончины старца оставался весьма продолжи­тельное время никому не ведомым, и «тело преподобнаго по исходе души пребывало лежащим в келии непогребенным». Варлаам в какой-то мере разделил судьбу тела своей матушки. Именно это явленное Господом чудо нетления тела Варлаама и побудило перенести святые останки подвиж­ника в село Кереть, довольно далеко отстоящее места его кончины в Чупе.

 Перезахоронение останков к алтарю Георгиевской церкви было совершено вскоре пос­ле переноса тела из Чупской губы «неким христолюбцем», и прямо в той кережке, на которой оно было доставлено на Керетский погост. Предположительно,  достаточно долгое время тело Варлаама не было захоро­нено, чему могло способствовать впечатляющее чудо нетле­ния мощей подвижника. Можно предположить, что эта деревенская святыня на погосте в какой-то мере заменяли сгоревшую церковь. Погребение случилось не ранее 1593 года, когда Георгиевская церковь, сожженная в 1589 году финскими разбойниками, была построена заново.

 С первых десятилетий XVII в. среди населения северного Поморья началось почитание Керетского подвижника. В 1664 г. были записаны явления и чудеса преподобного. Большей частью они заключались в помощи терпящим бедствие на море. Особенностью чудес, совершенных преподобным, является то, что мореходы не обращались непосредственно к св. Варлааму с молитвой, преподобный сам приходил на помощь и открывал свое имя. При этом манера общения Преподобного была весьма своеобразной: «Что отчаяваете!Хватай руль!Пошевеливайся, ставь древо, парус ставь!» Еще пребывающим в недоумении от этого видения поморам старец грозил дубьем: «Чего расселись! Промышляйте о себе, не плошайте - Бог вас вынесет!» Когда же опасность была позади, и судно оказывалось «в отишии», укрытым «за коргою», старец уже примирительно замечал: «Потонути нынче было бы вам, аще бы не аз, Варлаам с Керети. Людям о том поведайте...», - добавлял дивный спаситель и растворялся в ветре и водяной мороси.

 В 1722 году во исполнение указа Святейшего Синода была произведена попытка разобрать часовню над гробом преподобного Варлаама, поставленную в благодарность за явленные им чудеса, в 17 в. Тогда вдруг явился сам преподобный, мощи которого так еще и не были тогда освидетельствованы. Судя по тому, что работы были прекращены, надо полагать, святой ясно высказал свое мнение об этом явно не благочестивом деянии. И если мы припомним подчас не очень деликатные манеры Керетского старца, выказываемые им при своих явлениях, то можно предпо­ложить, что «прещения» он дал достаточно строгие.

 Отчасти поэтому, отчасти во исполнение другого синодального указа того же года о поддельных мощах, Холмогорский архиепископ Варнава распорядился об освидетельствовании мощей преподобного. Проблема заключалась в том, что предстояло освидетельствовать мощи, находя­щиеся на территории села, абсолютное большинство на­селения которого пребывало в расколе с Православной Церковью. Владыка и о том, сколь большая потребность у «беспоповцев» в обретении любых значимых святынь, а тем более мощей святого, имеющего несомненный, при­знанный авторитет среди всех христиан русского Севера.

 Керетская волость еще со времен «Соловецкого сиде­ния» (1667-1676 гг.) пребывала в расколе, «известном под именем русского старообрядства», что вполне объясни­мо, поскольку вся эта волость к 1635 году являлась Соло­вецкой монастырской вотчиной.

 В 1725 г. архимандрит Соловецкого монастыря Варсонофий, не желая принимать на себя  всю меру ответственности за последствия обретения мощей в селе, при­верженном расколу отправляет на обретение мощей соловецкого иеромонаха Иону. По итогом освидетельствования, которое проводилось вместе с местным духовенством всенародно, Иона доносил архиепископу Варнаве, что он нашел в земле ветхие монашеские одежды, кости как и прочих умерших, не издающие благоухания. Но Керетский священник в своем донесении утверждал, что все слышали в храме благоухание от костей преподобного. Получив несогласные донесения, архиепископ Варнава сообщил об этом в Святейший Синод, который,  «рассуждая о том, что в вышеу­помянутых свидетельствах явилась рознь», приказал: «быть тем мощам в земле». При  этом Синод не воспретил почитать Преподобного. В то же время почитание подвижника набирало все большую силу. Палом­ничество на поклонение его мощам становилось все более массовым. Православный люд всего северного поморья России непрестанно обращался к нему в бедах и напастях, как к великому заступнику на море, почитая наравне с Николаем Чудотворцем. Все берега северных морей были уставлены обетными крестами. Чувствовали и силу его любви, и глубину его горя, ценили раскаяние, возвышали искупление грехов через страдания, труды и подвиги. В Холмогорской епархии, таким образом, создавался прецедент всенародного почитания благодатных мощей подвижника, отношение Церковных властей к которому официально так и не определилось.

 Так еще почти на двести лет великий заступник Край­него Севера преподобный Варлаам Керетский оставался вне признания официальных властей Российской Право­славной Церкви. Прославлять чудотворца не спешили, соблазняясь тяжким грехом его юности. И только лишь в 1903 году он оказался вписан в так называемый «Верный месяцеслов» и с тех пор имеет в календарях свой День памяти.

 В 1960-е  гг. последние жители покинули Кереть, деревянная молельня, в которой на тот момент находились мощи, сгорела, в настоящее время судьба ковчега с мощами неизвестна.

 В 1997 году в восстанавливаемом Благовещенском со­боре г. Кеми Карельской епархии, в нижнем Никольском храме, был освящен правый придел в честь преподобного Варлаама Керетского.

 В 2001 году в городе Коле, на мес­те древней «Никольской церкви, что в Кольском остро­ге»,  в которой в XVI в. служил Варлаам, построена и освящена первая отдельно стоящая церковь во имя прп. Варлаама Керетского чудотворца.

 

 В 2005 году, в ныне заброшенном селении Кереть на месте сгоревшей в 1949 году свято-Георгиевской церкви, построена часовня в честь святого великомученика Георгия Победоносца.

 Как мы теперь знаем, преподобный Варлаам по воз­расту был самым младшим из славной плеяды великих подвижников Кольского Севера, что были явлены в Рус­ской Церкви в XVI веке. Потому и что величие его подви­га открылось нам лишь после завершения исследования житий его великих учителей и сомолитвенников - преподобных Феодорита Кольского и Трифона Печенгского.

 

 Источники сведений о Варлааме Керетском

• «Повесть о преподобнем Варлааме Керецком» (первоначальная редакция - кон. XVI - нач. XVII в.). Впоследствии «Повесть» дополнялась рассказами о посмертных чудесах прп. Варлаама (в т.ч. возникали редакции старообрядцев-беспоповцев).
• Не позднее 1658 г. инок Соловецкого монастыря Сергий (Шелонин) составил Канон преподобному. Рассматриваемый нами «Канон преподобному Варлааму Керетьцкому чудотворцу» (недавно обнаружен, считался утраченным еще в XVII веке)

​  Епи́скоп Митрофа́н (Баданин), епископ Североморский и Умбский - кандидат богословия, автор многих книг и публикаций по истории Крайнего Севера, богословию и проблематике агиографического наследия Церкви. Он восстановил Житие прп. Варлаама, основываясь на документальном материале. Неоценимым подспорьем в работе автору послужил вышеупомянутый «Канон». Владыка Митрофан с исторической достоверностью восстанавливает жизненный путь преподобного Варлаама Керетского на фоне реальных исторических событий и житий северных подвижников XVI века и помогает проникнуть в глубину духовных переживаний героев. В полной мере раскрывается высота и уникальность совершенного им духовного подвига.

 

Подготовили: Алексей Алипичев, Вячеслав Баранов, Стареев Михаил.