Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Строгино

Иеромонах Макарий (Флорес), аргентинский католический миссионер в прошлом, а сейчас — насельник Донского ставропигиального мужского монастыря, рассказал о своем пути из Сан-Рафаэля в Хабаровск и Москву, а также о переводах православных богослужебных текстов на испанский, послушании просфорника и своих занятиях иконописью. (Донской монастырь)

— Отец Макарий, какое у Вас мирское имя?

— Иван. Именно так, как ни удивительно, — не Хуан! — назвали меня мои родители. Уже оказавшись в России, я узнал, что это самое что ни на есть русское имя!

— Где Вы родились?

— В Сан-Рафаэле. Этот аргентинский город назван в честь архангела Рафаила. Я жил там с родителями, двумя братьями и сестрой до 12 лет. Мой папа (он недавно умер) работал на железной дороге, занимался ремонтом путей. Потом его перевели на другой участок, и мы уехали из Сан-Рафаэля, но в 18 лет я вернулся, чтобы поступать в семинарию. Я проучился в ней семь лет, и меня направили в Казахстан.

— Вы сами решили поступать в семинарию или это было желание родителей?

— Сам! Моя мама, наоборот, не желала этого. Родители были не очень церковными людьми. То есть они хотели, чтобы мы приняли Миропомазание (у католиков миропомазание принимают в 12 лет) и причащались, но в храм ходили нечасто. Как и мои братья сейчас. Так что мама была против, она говорила: «Уедешь навсегда, мы больше не увидим тебя». В общем, это было свободное решение, также, как и потом решение принять Православие.

— Как Вы оказались в России?

— В семинарии, где я учился, есть традиция — после принятия сана отправлять католических священников в те места, где в них нуждаются. Так я оказался в Казахстане. Полтора года прожил в городе Чимкент, на юге страны, недалеко от границы с Узбекистаном. Там бывало нелегко. В Казахстане большинство верующих — мусульмане. С простыми людьми проблем не возникало, но вот с некоторыми иногда бывало некомфортно. В Казахстане женщины одеваются как в Европе, там до сих пор большая часть населения говорит на русском (хотя доля русскоговорящих постепенно снижается)… Из-за того, что я был священником, визу мне дали только на три месяца, а не на год, и мне приходилось часто выезжать из Казахстана — так я побывал в Узбекистане, Таджикистане, Кыргызстане. Я видел, как люди живут там — более консервативно. Ну а потом меня отправили в Хабаровск, к местным католикам и с миссионерским служением, и там я пробыл восемь лет.

— Сколько в Хабаровске католиков?

— Нас, католических священников, было в Хабаровске двое. Вся община — порядка двухсот человек. По воскресеньям ходили на службу человек пятьдесят-шестьдесят. Ежегодно три-четыре человека принимали Крещение. Вообще, местные католики — это потомки поляков, солдат, которые еще в царское время приезжали служить на границу с Китаем. Тогда же в Хабаровске появился деревянный костел (кстати, и само это слово — польское). В советские времена он был закрыт, сейчас служить там нельзя — недостаточно документов, которые убедили бы власти в том, что здание принадлежит католической общине.

Там-то, в Хабаровске, я и познакомился с православными священниками. Некоторые были очень закрыты, не хотели идти на контакт. Наверное, потому что в 90-х годах, после распада СССР, в Россию приехало много — и разных! — католических миссионеров, что вызвало некоторое отторжение…

Так вот, в Хабаровске я познакомился с иеромонахом Ефремом (Просянком) (сейчас — архиепископ Биробиджанский и Кульдурский) — он работал в семинарии, еще с отцом Петром (Еремеевым) (сейчас — наместник Высоко-Петровского монастыря). У них был другой настрой, они были открыты для общения. Мы вместе бывали в семинарии, потом отец Петр вернулся в Москву, а отец Ефрем стал епископом. Мы до сих пор поддерживаем хорошие отношения, дружим. Познакомился я и с другими священниками, женатыми, мы также до сих пор дружим. Никто из них не уговаривал меня перейти в Православие. Попозже я познакомился с одним московским священником, который больше стал рассказывать мне о Православии, убеждать, думаю, через него Бог и привел меня к решению перейти в Православие, где вера сохранена в чистоте.

— Получается, в Хабаровске Вы и приняли Православие?

— Нет, это произошло позже, уже когда я оказался в Москве. Я ведь был членом католического Ордена Воплощенного Слова — весьма консервативного. В России он действует в Казани, Омске, Хабаровске. Его глава приехал ко мне из Рима и убеждал меня в том, что я совершу большой грех. Приезжал и глава Ордена по России; предупреждал, что я испорчу себе жизнь этим поступком. Они были категорически против; когда я уже жил в Москве, в монастыре, они отправили мне письмо, в котором извещали меня, что я уже не принадлежу Ордену…

«Я уже 10 лет в России, и мне всегда очень нравились иконы»

— Как началась Ваша жизнь в Донском?

— Патриарх, который является Предстоятелем Донского монастыря, разрешил мне жить здесь. Первый год был испытательным, предполагалось, что после него я смогу принять Православие, а затем и постриг. Так и произошло.

— Как происходит переход в Православие? Это какой-то особый чин?

— Говорят, что на Афоне католиков, которые переходят в Православие, даже крестят, но здесь — нет, меня не крестили. Читался Символ веры, читалось отрицание новых догматов, принятых католиками… После того, как я принял Православие, я стал служить Литургию, потом прошел еще один год, и я стал иеромонахом Макарием.

— Расскажите о Вашем послушании в Донском монастыре сейчас.

— Когда я приехал сюда два года назад, я познакомился с одним иеромонахом. Я еще был католиком. И он пригласил меня работать в просфорне. Вот с тех пор я и помогаю выпекать просфоры. Я не руководитель — есть люди, которые давно работают там и знают это дело лучше. Также по вечерам я вынимаю просфоры за людей, которые просили о них молиться. Два раза в неделю я служу Литургию. А еще веду занятия в воскресной школе для родителей вместе с детьми. Также я преподаю испанский — мой родной язык. Веду три группы испанского здесь, в монастыре. И хожу на занятия по иконописи — уже два года. Наш наместник епископ Парамон благословил меня заниматься, чтобы лучше писать иконы… Мне всегда нравилось рисовать. Я уже десять лет в России, и мне всегда очень нравились иконы.

— Где Вы занимаетесь иконописью?

— В Храме Новомучеников Российских в Строгино. Сейчас я уже пишу иконы сам, а там меня могут поправить, указать на какие-то ошибки. Это очень полезно. Там уже есть и мои иконы — образы Спасителя и Богородицы около Царских врат. Также я сейчас пишу образ святого Николая для иконостаса этого храма. Создавать новые иконы, например, новомучеников — сложно, но на наших занятиях мы делаем списки с известных икон, прежде всего с русских, древних.

— А какие у Вас любимые русские иконы?

— Икона Богоматери Донской очень мне нравится. Считается, что ее создателем был Феофан Грек. Ее лик необыкновенный, кажется, что она чуть улыбается. Список, который хранится у нас в Малом соборе, — его создатели тоже были большими мастерами; очень тяжело настолько точно скопировать столь тонкие оттенки. Вообще, для иконописи нужна прежде всего практика. Постоянство. Кстати, на курсах испанского, которые я веду, мы как-то раз разговорились со студентами. Я сказал, что хотя для вас освоить испанский легче, чем для испаноговорящих русский, но если у вас нет постоянства, все равно ничего не получится. То же самое в иконописи.

— Ваши близкие, родители, братья приезжали в Россию?

— Нет, хотя я бы хотел, чтобы мама побывала здесь, увидела, как я живу. Но пока она ни разу в жизни не выезжала за границу. Это ведь еще и весьма дорого. До России лететь от 12 до 14 часов, с пересадкой через Европу, прямых рейсов нет.

«Мне очень близок образ Святителя Тихона»

— Какие у Вас любимые места в Донском?

— Для меня особое значение имеет то, что он посвящен Богородице. С детства у меня была всегда особая любовь к Ней. Дома у нас были Ее статуэтки. Мне было очень радостно, что Бог привел меня сюда. Также мне очень близок образ Патриарха Тихона. Каждый день у нас проходит молебен перед его мощами. И когда читаешь о нем, смотришь на сохранившиеся фотографии, сразу обращает на себя внимание удивительная его простота, смиренность. Это призывает и нас, монахов, которые тут живут, быть такими же. Так что мои любимые места в Донском — рака со святыми мощами Патриарха Тихона и икона Божией Матери Донской.

— Общаетесь ли Вы как-то с прихожанами Донского?

— За исключением людей, которые приходят в воскресную школу и на курсы, нет. Я заметил, что далеко не все приходящие на курсы ходят в храм каждую неделю. Но я совсем не хочу осуждать их — хорошо уже, что хотя бы раз в неделю приходят ко мне на курсы, они ведь в монастырь приходят! Это уже маленький шаг. Мы не говорим с ними сразу о Боге — это может отпугнуть людей и они уйдут.

«Не должно быть видно, что текст — переводной!»

— В Южной Америке большинство — католики. Многие люди даже не подозревают о существовании Православной Церкви, хотя благодаря эмигрантам — русским, украинцам, белорусам — Русская Православная Церковь там есть. И Русская Православная Церковь Заграницей — там она, кажется, даже влиятельнее — хотя сейчас она едина с Московским Патриархатом. Сейчас все можно найти в Интернете, но информации о Православии на испанском все равно недостаточно. Епископ РПЦЗ Александр (Милеант), когда был в Буэнос-Айресе, переводил богослужебные тексты на испанский. Эти переводы неплохие, есть сайт fatheralexander.org, где их можно посмотреть, но не совсем точные. Видно, что это перевод, а ведь этого не должно быть заметно. Сейчас я начал работу по переводу некоторых текстов, например, воскресных тропарей.

Я попытался найти на испанском творения святого Серафима Саровского, но ничего не нашел. Может быть, какие-то книги существуют, но не в Интернете. Я начал переводить, эта работа продолжается. В оригинале эти тексты полны старинных русских, а также церковнославянских слов и конструкций, что требует перевода и для русской аудитории. Также я попытался сделать перевод богородичного молитвенного правила св. Серафима. Еще я делал перевод акафиста иконе Божией Матери «Милостивая» — мне очень нравится этот образ из Зачатьевского монастыря. Может быть, потому что он написан не в византийском стиле, а, скорее, в западном. Вообще, испанских переводов акафистов совсем немного.

Мой небесный покровитель — св. Макарий Великий; его переводами я тоже занимался. На испанском есть его книги, но их надо покупать, здесь их нет. Св. Феофан Затворник собрал его учение в сборнике «О христианской жизни». Его я также начал переводить.

— Эти переводы можно найти в Интернете?

— Пока нет. Я не специалист в церковнославянском, многое я перевожу пока только для себя, не для широкой публики. Акафисты, например, я переводил и на современный русский, и на испанский. Мне очень помогли в работе несколько священников, которые подсказали, как надо.

— У католиков и православных немало общих святых…

— Да, их много! Например, Амвросий Медиоланский… А не так давно Русской Православной Церковью был признан святой Патрик. В Барселоне есть святая мученица Эвлалия, покровительница города, ее мощи хранятся там. Много русских отдыхают в Испании, путешествуют, а там есть много святых, которых можно посещать! В Сантьяго-де-Компостела покоятся мощи святого апостола Иакова, а в Риме — Петра и Павла. Общие святые есть и в Португалии… Мне бы хотелось написать жития тех из них, кто пока малоизвестен. В житиях ранних святых много явно выдуманного, о их жизни действительно зачастую известно мало. Большинство из них, святых первых веков, были мучениками.

В Ла Риохе, на севере Испании, есть святой Эмилиан. Там расположен монастырь, где хранятся его мощи. Недавно я списывался с монастырем, сообщил, что я православный и получил очень доброжелательный ответ с приглашением в гости!