Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Строгино

«Прошло уже почти 30 лет с момента распада СССР, мы бы получили уже несколько поколений молодых людей, не воспитанных на советской психологии, у которых была бы совершенно другая система ценностей», – говорит один мой знакомый. «Вот восстановим храм Христа Спасителя – и заживём! Вот прославим Царскую Семью – и будет у нас Святая Русь! Вот построим храм в селе, и вообще все будет хорошо», – горячится другой. Но вот и храм Христа Спасителя восстановили, и Царскую Семью прославили, и церковь в селе построили – и... кажется, всё то же. То же уныние, те же грехи, те же страдания. Где выход? Может быть, кого-то недопрославили? В чем причина страданий – лично моих и моего народа?

Социалистическое прошлое и детская свобода

– Отец Алексий, как вы охарактеризуете ту самую «советскую психологию»? В чем она, по вашему мнению, выражается? Что в ней хорошего и что плохого? Как сохранить доброе и как избавиться от дурного?

– «Я рожден в Советском Союзе! Сделан я в СССР!» – припев этой песни, впервые прозвучавшей на новогоднем «Огоньке», кажется, в самом начале нулевых, сразу всплыл в сознании, как только уловил суть вашего вопроса. Говоря о социалистическом прошлом, я не могу не испытывать ностальгии, ведь это время моего детства, юности, начала взрослой жизни…

– Каков ваш опыт советской жизни?

– Родился я при Хрущеве, вскоре социализм успешно продолжил развиваться под руководством Брежнева, потом Андропова, потом Черненко, и в финале – Горбачева.

Потом, несмотря на горбачевские перестройку, гласность и демократию – о, простите, чуть не забыл борьбу с пьянством! – произошел, как тогда его называли в СМИ, «путч». При этом путче социализм в моей Родине, как боксер, оказавшийся в нокауте, был опрокинут навзничь и подняться уже не смог. Великой Державе, Союзу, суждено было распасться, социализм – «самый прогрессивный общественный строй» – уходил в прошлое…

При Ельцине, за которого я с голосовал после этого путча, как сейчас помню, с великой радостью и надеждой, наступила, как мы поначалу думали, долгожданная демократия, которая недолго и неумело скрывала от восторженных молодых людей (мне тогда было 32–33) звериный оскал уже совсем было побежденного капитализма с его рэкетом, «рыночной» экономикой, «бандитским Петербургом» и прочими «радостями»…

С полной уверенностью можно сказать, что моё поколение – последнее из «воспитанных на советской психологии»!

– А сейчас люди другие?

– «Настоящие, – ответил я, – они просто от времени пожелтели…».

Внуки мои, появившиеся на свет Божий уже в эру «айфонов» и «айпадов», «эпплов» и «самсунгов», о социализме имеют, думаю, такое представление, как я об эпохе дворцовых переворотов.

Так что уточним: не несколько поколений, а всего два живут уже без социалистической психологии, а фашизм в братской Украине снова «на коне», как будто и не было над ним победы в Великой войне. А третье поколение уже, возможно, и знать не будет, была ли та война.

– Что хорошего было при социализме, точнее, при попытке его соорудить?

– Социализм – общественный строй, в котором, как и в любом другом, психология, идеология, экономика (плановая!), управление, внешняя и внутренняя политика сплетены в тугой неразрывный узел. Брежневский период жизни нашего тогда социалистического государства принято теперь называть «эпохой застоя», мол, застой этот все социалистические завоевания и погубил.

В 1960-х годах мы всерьёз верили, что будем жить при коммунизме

Вы спрашиваете, что было хорошего при социализме. На первый взгляд – много чего. При социализме была идея: «Все во имя человека, все для блага человека!» Звучит-то как! А мы ведь эту фразу в школе наизусть учили. В 1960-х годах мы, пацаны, всерьёз верили, что будем жить при коммунизме, с самой высокой трибуны так и было сказано: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» И вся действительность наша, успехи социалистического строя доказывали, как нам тогда казалось, правоту этих лозунгов.

Что могу сказать: в детстве я вообще никакого застоя не ощущал, жил да радовался.

– Можете вспомнить что-то из советского детства?

– Дошкольный мой возраст совпал с войной, которую вели Соединенные Штаты во Вьетнаме в начале 1960-х. Помню, как я, четырех- или пятилетний мальчишка, тайком от бабушки (!) вырвал из нового альбома для рисования чистый лист прекрасной плотной «гознаковской» бумаги и, как умел, нарисовал на нем танк с большой пушкой, на броне танка – большую пятиконечную звезду, и написал «РУКИ ПРОЧЬ ОТ ВЬЕТНАМА!», свернул его в 16-ю долю и спрятал глубоко в стенном шкафу, чтобы никто не нашел – это был порыв детского сердца, мой посильный вклад в освободительную борьбу героического вьетнамского народа.

В первом классе я, как и все, стал октябрёнком (интересно, знают ли нынешние первоклассники, что это такое?) октябрятская «звёздочка» сохранилась до сих пор, в третьем меня приняли в пионеры, но не вместе со всеми, в Центральном музее Ленина, так как я накануне схлопотал «замечание» в дневник, а в школьной столовой, «в узком кругу» таких же, с замечаниями.

Ребятам свойственно мечтать, мечтали и мы: о далеких экспедициях, о космических полетах. Кстати, любимыми фильмами и книгами того возраста были фантастические или приключенческие. Родители рассказывали, как весь народ в едином радостном порыве вышел на улицы городов, когда полетел Гагарин. В тот момент все ощущали себя одним могучим организмом, способным на любые свершения и подвиги: «Долетайте до самого солнца и домой возвращайтесь скорей!», «И на Марсе будут яблони цвести!»

– А была ещё «борьба за мир во всем мире»!

– Да, нас, пионеров, собирали вместо первого урока на незапланированные «линейки» в защиту Нельсона Манделы, Анджелы Дэвис, а когда случился путч в Чили, нас собрали, чтобы единодушно осудить кровавого диктатора Пиночета…

В 1970-м вся страна трудовыми и другими подвигами отмечала 100-летие со дня рождения Ленина (для нас, советских школьников, это был святой человек), в 1972-м, если память не изменяет, – 50-летие создания пионерской организации, в 1974-м состоялся тот самый XXV съезд, материалы которого мы в срочном порядке изучали к выпускным экзаменам, в 1975-м все, как один, с воодушевлением встретили 30-летие Великой Победы, и воспринимали мы ее именно как великую, и фашизм ненавидели…

Пятилетки в три года, соцобязательства, съезды КПСС, газопровод «Уренгой – Помары – Ужгород», строительство Байкало-Амурской магистрали, посевная, уборочная… – этим жили все от мала до велика.

– Надо, наверное, еще принять во внимание, что это было время, когда авторитет старших был чрезвычайно высок. Причем старших далеко не только по званию, а по уму и возрасту. Нас воспитывали родители, учителя, радио – вещали на длинных волнах, т.е. на весь мир, на всю страну (а сейчас это только местечковый FM), и какие это были программы: образовательные, без грязи, крови, тупой «музыки» и скандалов каких-то там «звезд»! – телевидение (то же, что и радио, плюс отсутствие и там, и там косноязычных и гугнивых дикторов, которые поганят русский язык сейчас…

– Точно. Потом были первые телесериалы («Четыре танкиста и собака» – про войну, «Джуди» – про обезьянку, «Флиппер» – про дельфина, телефильмы «Приключения Электроника», «Гостья из будущего»), кино… По пять раз ходили за 10, максимум за 20 копеек на полюбившиеся фильмы («Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Белое солнце пустыни», «Джентльмены удачи», фильмы про индейцев с Гойко Митичем в главной роли, киноэпопею «Освобождение», вышедшую к 30-летию Победы… Помню, водили меня и на «Король Лир» Козинцева...

Мы знали, что наши родители получили бесплатное жилье (я уже его не получил, хотя обещали), что в нашей стране никто не платит за образование, за медицину, по бесплатным путевкам ездили отдыхать (некоторые даже в Артек!) – много вроде бы добрых и славных «завоеваний социализма», как тогда говорили…

Одним из основных нравственных принципов того общества было преобладание общественного над личным, человек-винтик всегда старался для общества: получил двойку – подвел весь класс, не выполнил норму – под угрозой соцобязательства всего цеха и т. д. Принцип этот точно и образно выражен и в знаменитой черкасовской фразе: «Всё остаётся людям!», и в незабытом еще девизе трёх мушкетеров – «Один за всех, и все за одного!» Как потом выяснилось – ничего людям не осталось. И ясно всем нам стало, что бесплатный сыр только в мышеловке.

До сих пор, когда все встают в начале исполнения Государственного гимна, я мысленно пою (про себя, конечно): «Союз нерушимый республик свободных сплотила на веки великая Русь, да здравствует созданный волей народа единый, могучий Советский Союз! Славься, Отечество наше свободное, дружбы народов надежный оплот, партия Ленина – сила народная – нас к торжеству коммунизма ведет!» – так это глубоко сидит внутри… Попробуй теперь объясни внукам, где теперь эта дружба и этот коммунизм…

Болезненное прозрение

– Сейчас мы оба столько хороших слов произнесли. Я понимаю: детство, юность – хорошее время, конечно, но, как пел школьник Сыроежкин, «детство кончится когда-то, ведь оно не навсегда, станут взрослыми ребята – разлетятся кто куда». И разлетелись-то будь здоров куда. Всё ли было хорошо, если положить руку на сердце, без вздохов о светлом прошлом?

– Нет, конечно. Очень быстро стало ясно, что почему-то не все одинаково хорошо учились. Уже в первом классе появись «двоечники», «отстающие». Они были гораздо опытнее нас, домашних «хорошистов», лазили по помойкам в поисках всяких интересных находок, собирали пустые бутылки и просили знакомых или родственников их сдать – имели свои деньги (!) уже в первом-втором классе, собирали окурки и пробовали их курить, умели ругаться матом и учили нас, несмышленых, дрались постоянно, делали какие-то немыслимые самопалы, которые отрывали им при выстреле пальцы, карбидные «бомбы», выжигавшие неосторожным бомбистам глаза… Став постарше, они ездили на места бывших боев, в Синявинские болота – откапывать с войны оставшееся в земле оружие и боеприпасы (двое, помню, подорвались на найденной мине)…

Но почему-то уже в младших классах школы мы все чаще слышали (и рассказывали сами, тайком, уже зная, что за это могут «посадить»!) анекдоты про партию и ее генсека, про родину, про армию, про Чапаева и даже (!) про Ленина (в школе, кстати, нам втолковывали, что эти анекдоты сочиняют в Америке агенты ЦРУ, а шпионы тайно завозят сборники эти анекдотов к нам в СССР).

– Простите, перебью. Справедливости ради замечу: по словам моих немецких собеседников, абсолютно такие же политинформации они выслушивали у себя в школе про русских. И бомбы, замаскированные под игрушки, злые русские солдаты подкидывали бедным афганским детям, и напасть они на свободную Германию (ФРГ) хотят – только мужественный блок НАТО противостоит этой варварской агрессии.

– Впервые случилось: что русскому плохо, то и немцу тоже! Впрочем, мы отвлеклись.

Почему-то, перейдя в 9-й класс, мы повзрослели настолько, что уже не могли не замечать изнанки, обратной, темной стороны строя, при котором жили. Вся школьная шпана, державшая в страхе не только нас, девятиклассников, но даже учителей, была укрощена остроумнейшим способом нашей директрисой, использовавшей для этого всего лишь одного ученика Володю, пришедшего к нам в девятый из «восьмилетки», но какого – чемпиона РСФСР по вольной борьбе в своей возрастной и весовой категории. Этот Вовочка (так мы его звали) почти не учился, двойки и тройки, подолгу отсутствовал (соревнования, спортивные сборы), но шпана стала как шелковая, и мы все понимали, что можно, фактически не учась, получить такой же аттестат зрелости, как получат и отличники, и нанимавшие репетиторов. Шпана, кстати, поступив в разные «путяги» (т.е. в ПТУ – профтехучилища, тогда рабочих много требовалось, рабочий класс в почете был, «гегемоном» сам себя называл), быстро, через год-два, вся оказалась «за решеткой», и это тоже плохо укладывалось в голове, но становилось ясно, что детство кончилось.

– Как я понимаю, далеко не всё было безоблачно.

– Это уж точно. Почему-то после восьмого класса, в выездном летнем трудовом лагере (была такая романтичная форма трудового воспитания, я, правда, по здоровью был от него освобожден), продегустировав виски (он тогда в сельпо часто продавался), несколько наших самых передовых ребят, хорошистов и отличников, спортсменов, до полусмерти избили одноклассника, так что ему пришлось год не учиться – лечился. Виноватые, помню, понесли суровое наказание.

А уже после девятого в том же лагере избили другого мальчика, еврея по национальности, и били за то, что он еврей. Ему пришлось перейти в другую школу, стоял вопрос о том, чтобы зачинщику не давать аттестат!

А после десятого я поступил в медицинский институт, ездить на учебу приходилось через весь город, полтора часа в один конец, возвращался поздно, толстые медицинские учебники и атласы с трудом помещались на письменном столе. Новые люди, новые цели, новая, взрослая жизнь. И почему-то все шесть лет обучения не только нам, будущим врачам, но всем, кто желал получить высшее образование, приходилось «изучать»: историю КПСС (два первых курса!), затем философию (диалектический и исторический материализм), научный атеизм, политическую экономию, и наконец – научный коммунизм, в победу которого из нас, шестикурсников, выпускников, уже решительно никто не верил. По всем этим предметам полагалось иметь положительные оценки, в противном случае могли отчислить из института.

Почему-то пустели полки в гастрономах и промтоварных магазинах, на заправках не было бензина (его просто не было, приезжаешь на АЗС и читаешь на табличке: «бензина нет» – можете себе это представить?), а потом появились талоны на водку и вино, табак, мыло, стиральный порошок. И вдруг стало ясно, что всей этой социалистической жизни неминуемо скоро придет конец.

Комсомольцы-икроеды как зародыши нынешней «элиты»

Комсомольские «вожаки» отличались особенным цинизмом

– Почему?

– Потому что всё прогнило. И «верхи» и «низы», и те, кто провозглашал, и те, кто внимал, ждали этого конца. Повзрослев, мы это ясно осознали и… возненавидели. Но затаились (открыто нельзя было выражать свои взгляды, можно было реально «загреметь») и ждали – скорей бы все это кончилось. Комсомольские «вожаки» отличались особенным цинизмом, много было среди них не просто лицемеров, но и пьяниц, развратников, взяточников. После первого курса института мы ездили в стройотряд под Астрахань на уборку помидоров, так «лидеры» наши сразу обобрали по всем углам стеклянные банки, в том числе и 3-литровые. Для чего? Оказывается, ежедневно бойцам стройотряда была положена черная икра в рационе, но ее дали только два раза: по приезде и перед отъездом, остальное «бонзы» увезли в Ленинград. Что могли вчерашние школьники, еще не утратившие «веру», противопоставить этому? Вспоминаю, и сейчас с души воротит от омерзения.

Убийственное враньё

«Номенклатура» жила совершенно иначе, чем народ, ведомый ею к светлому будущему

– Повторю свое унылое: «почему»?

– Потому что вся наша жизнь строилась на лжи: от огромной лжи государственного масштаба (взять хотя бы лозунг «Партия – наш рулевой» – о руководящей роли партии и, как тогда непременно добавляли, «лично Леонида Ильича» – народ трансформировал это в «прошла зима, настало лето, спасибо партии за это!»; вспомнить всенародные демонстрации на 1-е мая и на 7-е ноября – нам, студентам-первокурсникам говорили: кто не пойдет – снимем со стипендии, и снимали), до маленькой, почти незаметной, частной лжи (те же бесконечные анекдоты на кухне, повальное воровство у государства – «все вокруг народное, все вокруг мое!», «ты здесь хозяин, а не гость, неси домой с собой хоть гвоздь» – хоть что-то, но надо было нести, и несли, сварщики – электроды, электрики – провода и лампочки, санитары – вату и бинты и т.д.). Висевшие на каждом большом, выделяющемся здании, на площадях и перекрестках лозунги откровенно лгали. «Равенство», точно так же, как абстрактные «Свобода и Братство», оказались недостижимы. Помню, когда учился в десятом, выпускном тогда классе, «Литературная газета» (издание, отличавшееся относительными неформальностью и остроумием в самые «застойные» годы) объявила среди читателей конкурс «На лучшее ругательство». Победила фраза Лёлика из фильма «Бриллантовая рука», услышанная Гешей в финале ночного кошмара: «Шоб ты жил на одну зарплату!» Партийная «номенклатура» жила совершенно иначе, чем простой «советский народ», ведомый ею к светлому будущему. Матушка моя учила в школе стихи «знаменитого» украинского советского поэта, председателя Верховного совета Украины, лауреата Сталинской премии первой степени (кстати, сына псаломщика, в духовной семинарии до революции обучался!) Павла Тычины: «Коммунiзм усе блище, немов небеса, тiльки в працi любов i краса! (коммунизм все ближе, как небо, только в труде любовь и красота)». Она говорит, что при чтении этих строк сразу вспоминалась поговорка «как до неба рачкi (как до неба на четвереньках)» – то ли коммунизм стал действительно ближе, как небо стало более доступным в связи с освоением космоса, то ли до него на четвереньках не доползти… Сами же школьники, не желающие заучивать эти «стихи», сочинили: «Краще з’iсти кирпичину, чiм учить Павла Тичину»…

Обезьяньи подмены

– Кто отец лжи, всем хорошо известно. Как Россия вляпалась в такое плотное общение с этим персонажем?

– Пожилые люди (часто общаюсь со многими) говорят о социалистических временах: «Мы тогда жили в раю, но не понимали этого. Все было прекрасно, одно плохо, что Бога запрещали». Только и всего-то!

По-моему, блаженному Августину принадлежит фраза: «Дьявол – обезьяна Бога», т.е. он способен только поганить, коверкать, извращать что-то хорошее. То же случилось и у нас. Ведь теперь совершенно ясно, что демонстрации должны были заменить крестные ходы, портреты «вождей» и «классиков марксизма» – святые образа, детей стали не крестить, а «октябрить» (!), крестные родители стали «почетными родителями», таинство брака заменили торжественной регистрацией, ну, а Заповеди Божии трансформировали в «Моральный кодекс строителя коммунизма». Только и всего… Вот теперь и пожинаем плоды.

– Но потом-то Бога вроде разрешили...

– Заря российской демократии несла нам, как нам поначалу казалось, свободу от всех уродливых социалистических пережитков. Было в то время в ходу выражение: «свежий ветер перемен».

Я беспрепятственно и осознанно, на тридцатилетнем своем рубеже, принял Святое Крещение в 1989-м году. Помню, сижу на самом верхнем полке народных бань на Пушкарской улице (на Петроградской стороне много коммуналок и по сей день – ну ни позор ли? – помыться не всегда у людей есть возможность), а на груди у меня новенький алюминиевый крестик. Рядом мужик сидит, гораздо старше меня, покосился и спрашивает:

– Что, в Бога веришь?

– Да.

– А я ни во что не верю (пауза). Нет, я верю в Горбачева!

Дослушивать, во что или в кого он еще верит, я не стал, но почувствовал, что мой теперешний статус мiру этому не безразличен…

– По вашим словам, христиане много самостоятельнее этого мiра: они не спрашивают у него разрешения, можно ли уже верить в Бога или надо еще маленько подождать, пока выйдет соответствующее распоряжение.

– Настоящие христиане – да. И, кстати сказать, всё советское время с его новомучениками и исповедниками – тому яркое подтверждение. Но это другая огромная тема.

И так же лгут рекламные щиты...

Появилась масса новых газет, журналов (их стали называть – СМИ), новых авторов, новых книг, новых голливудских (!) фильмов и мультиков студии Диснея, появилось вообще новое для нас явление – сериалы («мыльные оперы»): «Рабыня Изаура», «Санта-Барбара», «Секрет тропиканки»), появились иномарки, спутниковые антенны, кооперативные ларьки, в которых было полно невиданных продуктов питания, напитков и всяких других немыслимых товаров. Все это захлестывало, сбивало не просто с толку, а с ног, казалось, долгожданная «свобода» наступила! Мы и не знали тогда, что она подразумевает под собой «толерантность», гей-парады, валеологию, ювенальную юстицию…

В нынешние, демократические времена Бога никто не запрещает, но... мало что изменилось, и те, кто продолжает искать абстрактных справедливости, добра, равенства, истины, свободы в нашем подлунном мире, их не обретают. И так же лгут огромные рекламные щиты. Разве что коррупции при социализме «не было», а сейчас она появилась (но с ней борются!), да гигантская пропагандистская машина социалистических времен испуганно бледнеет перед одним лишь Фэйсбуком или Телеграмом...

Тогда и сейчас

– Отец Алексий, подведем итог, пусть субъективный: что это было за время такое – советское?

– Конечно, вывод будет субъективен, и я ни в коем случае не навязываю никому свою точку зрения. Итак: я вырос при социализме, при нем прошли «золотые» годы моей жизни, поэтому, какой бы ни был этот социализм, он для меня этим и хорош. Так же, как будет хорошим нынешнее время для наших внуков. Это будет для них самым хорошим временем, именно потому, что это их детство, отрочество, юность. Вот и вся так называемая психология. Самые плохие качества социализма, на мой взгляд, – это всеобщая ложь и лицемерие, повальное «стукачество», доносительство (в каждой, даже самой маленькой организации, был свой «агент»), а также воинствующий атеизм – противобожие, возведенное в ранг государственной политики (это при том, что один из первых постулатов Конституции СССР был о «свободе совести»).

– А сейчас что за время?

– Хорошее в нынешней жизни – это, конечно, та самая свобода совести, которую, как выяснилось, никому никогда ни у кого нельзя отнять. Сейчас я понимаю, что свободным я не чувствовал себя при социализме только потому, что не познал Бога. Именно Богопознание делает человека личностью, а только личность, как очень метко сказал один пастырь, может быть свободной! Этими словами ни в коем случае не хочу дать почву тем, кто мечтает создать так называемый «православный социализм», в котором при социализме Бог не будет больше запрещен – мартышкин труд!

«Бог», «вера», «Церковь», «спасение» – понятия совершенно иррациональные, и встроить их, «пристегнуть» к неважно какой рациональной концепции социального строя не получится.

– Что плохо сегодня?

– Плохое сегодня, на мой взгляд, – это, прежде всего, подмена свободы вседозволенностью, веры истинной – верой в деньги, самое плохое – это нынешняя религия денег, поклонение златому тельцу. Именно она сделает своих адептов готовыми к принятию антихриста.

Во-вторых, мы сегодня лишаемся двух онтологически важных вещей: любви к чтению книг и любви к простому, повседневному физическому труду. Не ищите виноватых (их сейчас многие ищут, все виноваты, от дворника до президента) – это реальность, данность, в которой нам, еще не утратившим этой любви, приходится жить. Разве в том, что жители Озерца оставляют пустые бутылки и остатки закуси на автобусной остановке, где они привыкли «пировать», или убирающий могилку своих дражайших предков кладет бурьян и всякую ветошь с неё на соседнюю, заброшенную, виноват Путин?

Помню, на заре воцерковления врезались в сознание слова отца Н.: «Не слушайте того, что вам говорят вне Церкви». С тех пор и не слушаю. Поглядите, чем мы живем сегодня: телевидение – да ведь это сотни каналов, из которых многие откровенно порнографические, Интернет – Ютьюб, соцсети… Когда, да и зачем тут читать или трудиться?!

Все это не должно пугать нас, но должно подвигать к трезвению и к отказу от беспечности и праздности.

– Есть то, о чем вы думаете постоянно?

– Смотрю на наш восстанавливаемый храм и пытаюсь представить себе тех, кто его разрушал. Получается плохо, но кое-что удается представить. Выражение их лиц, тон разговора, ругательства, во что они были одеты…

Те люди, которые арестовывали и уводили священнослужителей, увозили святые образа, чтобы их сжечь или потренироваться на них в стрельбе, разоряли внутреннее убранство храма, а потом и почти весь его разрушили, делали это потому, что уже не просто их отцы, а скорее всего, и их деды утратили веру и возможность Богообщения – их руки были «развязаны», власть поддерживала борьбу с «опиумом для народа», а смиренные деревенские жители не могли противостоять этому разорению и разрушению. От старожилов все это слышал. Аналогично беззащитных и в колхоз принуждали «добровольно» вступать: приходят морозным вечером несколько «добрых молодцев» и говорят – давай корову и коня, а то сейчас начнем крышу раскрывать. А крыша из соломы или из дранки – долго ли ее раскрыть, а на дворе зима… Что остается? И отдавали. Во имя светлого будущего.

– Вы думаете, это всё в прошлом?

– Не-е-т! Это все тут же, рядом с нами, и люди, пришедшие на смену тем, стали еще безбожнее. В самом начале восстановления храма Наташа написала на северной стене акриловыми красками небольшую надвратную икону, Рублевскую Троицу. Внешние леса еще стояли. Вскоре я заметил что-то, присмотрелся, и что же? Чья-то рука гвоздем процарапала все три Лика.

Закончили очередной этап восстановления, можно из временного больничного переезжать в настоящий, «большой» храм. А больница к тому времени закрыта уже была, только храмик наш там оставался. Переехали. Год к больнице никто не прикасался, еще через год окна (в том числе и в бывшем храме) выбиты, все, что можно было разломать, разломано. Захватчики, враги иноземные, иноверные это сделали? Путин виноват? Больно писать об этом. Но нужно.

Зло и тьма как были, так и остались, они рядом, они – в нас. Но и Истина, и Любовь – вчера, и сегодня, и вовеки Та же.

Процесс познания бесконечен, как и наша с вами жизнь. Бесконечно движение вверх, ввысь, к Истине, бесконечно можно и опускаться, падать вниз, во тьму.

На месте взорванного храма Христа Спасителя, помню, был большой открытый плавательный бассейн «Москва» с подогреваемой водой. Зимой от воды шел пар, и с тротуара было видно, как в этом пару плавали люди в купальных костюмах и резиновых шапочках. Да, храм этот, как и многие другие, восстановили, но души наши так скоро не восстановишь. Царскую Семью прославили официально – а прославили ли мы ее в своих сердцах, душах? Молимся ли мы Царственным Страстотерпцам?

Храм в деревне построили – а кому туда ходить, когда к сегодняшнему моменту деревни фактически не стало?

Кого-то «недопрославили»? Да, недопрославили! Бога недопрославили! Ведь ни я, ни вы не знали Его до поры, не могли мы прежде славить Его не только устами, но и всей своей жизнью. Так давайте теперь наверстаем упущенное. Встаньте с дивана – сходите в храм.