Частная история одного воскрешения
Комсомольские собрания, пионерские линейки, толковища КПСС – всю идеологическую составляющую советского прошлого память милосердно топит в кумачовой дымке.
Но как мне впервые рассказали о расстреле Царской Семьи, я помню отчетливо.
Много раз в течение жизни я мысленно застывал перед фактом этого расстрела, не в силах хоть как-то уложить его в сознании (газета "СПАСЪ")
Смертельный климат
Я родился в начале 1960-х, вырос в рабочей семье. Великая страна учила замещать личное общественным, радоваться бесхитростной пищевой карте и достижениям космонавтов. Папа был бригадиром слесарей-ремонтников, мама – крановщицей. Отец на заводе пользовался уважением, несколько раз избирался депутатом, но карьеры по партийной линии не сделал, просто входил в массовку спектакля под названием «диктатура пролетариата», поднимая руку в поддержку линии партии.
В реальности никакой власти у рабочих в помине не было, всем заправлял заплывший мозжечок, партийное начальство, номенклатура. Доказательств тому много, в том числе и в жизни моих родителей.
Вспоминаю один забавный эпизод. Как-то в семидесятых годах по профсоюзной линии был затеян обмен рабочими делегациями Франции и СССР. Французские рабочие две недели проводили в СССР, а советские – такое же время путешествовали по Франции. В список приглашенных от Франции попал мой отец, потому что на заводе у него был самый продолжительный рабочий стаж. Несколько месяцев папа готовился к невероятной поездке. Но в итоге его все-таки не выпустили из страны – официально, по результатам медкомиссии. Было заявлено, что климат Франции слишком опасен для его здоровья. Делегация отправлялась в конце апреля, возвращалась в середине мая. Получалось, угрозу для жизни россиянина, который больше двадцати лет проработал в задымленном цеху, представлял климат весенней Франции. Вместо папы поехал чиновник, последние лет десять видевший заводские цеха разве что по телевизору.
Государь Николай II со своими детьми
После Пасхи
Атеизм казался вполне бесспорным. Церквей в моем маленьком родном городке не было, о вере никто из родственников и соседей громогласно не заявлял. А вот Пасху справляли все. Как-то в понедельник после Пасхи наша классная руководительница недоуменно выговаривала моей однокласснице:
– Я вчера иду с завучем, а ты кидаешься ко мне со словами: «Ирина Михайловна, Христос воскрес!»
Я поначалу даже не понял, что не так… Такое приветствие было самым естественным в пасхальный день даже в атеистической, по лозунгам, стране в самые непоколебимые годы ее существования.
История одного расстрела
Я ходил в обычные школы, безальтернативный курс партии в пионерском и комсомольском детстве вполне одобрял. Но когда в девятом классе на уроке истории учитель сообщила, что царя Николя II расстреляли вместе со всей семьей, с женой и детьми, – это признание резануло сердце.
Школа тогда у меня уже была другая. Историю нам преподавала новая классная руководительница – симпатичная добродушная женщина. Даже вполне либеральная по тем временам. Объявляя о первомайской демонстрации, она язвительно сообщала: «Завтра мы идем демонстрировать нашу мощь». А, например, когда директор вдруг останавливала на пороге и не пускала ученика в школу из-за какой-нибудь вольности во внешнем виде, наша классная восставала против такой педагогики. После того как директор уходила в свой кабинет, учительница тайком проводила нарушителя на урок.
Дом Ипатьева, не сохранившийся до наших дней, в подвале которого (внизу справа) были расстреляны Государь Николай II, его жена и дети. 1918 г.
Но расстрел царя и его семьи эта гуманная классная преподнесла как должное. Она объяснила это тем, что даже дети могли бы в будущем сплотить вокруг себя контрреволюционные силы. Этот момент ясно отпечатался у меня в памяти. Возможно, потому, что много раз в течение жизни я возвращался мысленно к этому уроку и недоуменно пытался анализировать факт жуткого расстрела.
Эта казнь как бы подчеркивала величие и безукоризненность партии. Мол, ее цели настолько грандиозны и она настолько уверена в свой правоте, что не жалеет даже детей. Со временем недоумение по поводу расстрела царя привело и к растерянности в оценке своего веса в глазах власти. Если убили даже невинных венценосных детей, то в случае чего шлепнут и меня – и не задумаются особо.
Уже в институтские годы я стал ясно осознавать, что сама партия плохо соответствует цене, которую она установила. Коммунистический рай на земле не воплощался, только по-спринтерски отодвигался в будущее, а моральный критерий, который задали коммунисты, разрушал доверие к ним. Страна жила в ситуации номенклатурного беспредела и мировоззренческой немочи. Не было в жизни партийной касты ничего такого, чтобы оправдывало расстрел царских детей, зато в избытке хватало лицемерия, распутства, тотального воровства.
Почему прекрасная страна умерла?
В знаменитом фильме «Курьер» герой Басилашвили, представитель поколения коммунистов-родителей, восклицает: «Я хочу знать, кому мы передаем возведенное нами здание!» А представитель поколения детей в ответ просто включает дебила. Пафос уже не имеет права на существование, он не оправдан. Молодое поколение вряд ли умнее своих родителей, но хотя бы ясно видит, что с возведенным зданием все пошло не так.
Решают детали. Я не буду сейчас вскрывать язвы строя, пересказывать перестроечный «Огонек» и сочинения Александра Солженицына. В моем личном Советском Союзе было очень много хорошего. Моя страна победила в самой бесчеловечной войне в истории. Моя страна запустила первого человека в космос. И все-таки в этой прекрасной советской стране расстреляли царскую семью и сделали вид, что так и надо. И потому эта безумная социальная система умерла, а убитые ее мученики для верующих людей навсегда воскресли. Перед их иконами каждый день молятся в тысяче храмов. И никому, даже классным руководителям и завучам, теперь не кажется диким, когда встречные в Пасхальное воскресенье радостно восклицают: «Христос воскресе!»
Автор. Андрей Кульба
Газета «Спасъ»
